– это узкий рынок, ограниченный богатыми потребителями, к тому же резкое расширение производства в этой отрасли быстро столкнулось бы с ограничениями по сырью, и основная часть доходов стала бы доставаться производителям сырья.

На третьей стадии товар начинает продвигаться на рынок бедных потребителей, где он уже конкурирует с шерстью. Трудоемкость шерстяных изделий на протяжении всего рассматриваемого периода также снижается, но гораздо меньшими темпами. Экономия, получаемая от снижения трудоемкости шерсти в 2 раза, в начальный период в 6-7 раз меньше, чем экономия от сравнимого снижения трудоемкости хлопка. Потом этот разрыв в выгодности сокращается.

В общем, как мы видим, промышленная революция порождена уникальным сочетанием экономических и политических факторов, которые в подходящий момент сошлись в Англии, и нигде более.

Только ли протекционизм?

Только ли хлопок?

В основе промышленной революции лежит сочетание множества факторов, совпавших во времени.

Как мы видим, протекционизм [130] сыграл важную роль в промышленной революции, а как мы увидим дальше, и в процессе ее распространения в Европе и Америке. Некоторые исследователи, например Райнерт, делают из этого факта далеко идущие выводы и формулируют на этой основе рекомендации для развивающихся стран.

Казалось бы, рассказ про хлопок и его роль в промышленной революции подтверждает эту точку зрения. И в то же время показывает ее однобокость.

Протекционистскую политику европейские государства проводили на протяжении нескольких веков – и оставались бедной периферией мировой экономики, и, если бы не наличие источников драгоценных металлов, скорее всего, так и оставались бы дикой окраиной тогдашнего цивилизованного мира, единственным конкурентоспособным товаром которой были бы рабы.

Перейди тогда цивилизованный мир к использованию бумажных денег, и европейцы бы сегодня горько сетовали в Интернете на Китай, или Индию, или Индонезию, или Персию, которые выпускают «ничем не обеспеченные бумажки» и благодаря этому эксплуатируют весь мир. Это шутка, поскольку тогда никакого Интернета и в помине, скорее всего, не было бы. Напомню, что мануфактуры создавались не для того, чтобы повысить уровень разделения труда, а чтобы снизить его (труда) стоимость за счет обхода цеховых ограничений.

Мы не можем рассматривать европейский протекционизм и оценивать его результаты в отрыве от наличия постоянной подпитки экономики за счет «майнинга» мировых денег. И уж тем более рассматривать его результаты, игнорируя такое явление, как инфляция цен в Европе в результате открытия Америки.

Если перенести ситуацию в Европе, как она сложилась в эпоху, предшествовавшую промышленной революции, на современные развивающиеся страны, то полный рецепт для них выглядел бы следующим образом. Надо не только проводить протекционистскую политику, но и завалить экономику развивающейся страны «бесплатными» мировыми деньгами – долларами, чтобы в ней уровень цен и зарплат был выше, чем в США. Да, надо еще как-то ограничить связи с развитыми странами, иначе все эти доллары быстро перекочуют в обратном направлении. Но ни в коем случае эти связи не обрубать совсем, поскольку тогда стимулов к развитию не будет. Это тоже можно сделать, регулируя мощность транспортных средств, допущенных к обслуживанию торговли. Да, еще надо понять, какой именно товар создаст в этих условиях достаточную волну спроса, чтобы запустить модернизацию всей экономической структуры, и запретить его ввоз.

И после этого подождать сотню лет, пока развивающаяся страна на основе своего внутреннего рынка сформирует систему разделения труда, сравнимую с современной или даже превосходящую ее. Только тогда это должна быть очень-очень большая страна.

Это я еще сформулировал далеко не все необходимые условия. Собственно, эту урезанную модельку развития при помощи протекционизма я привел здесь, чтобы показать, сколь много специфических условий должно было совпасть, чтобы в результате где-то на планете произошел резкий скачок роста разделения труда, который в свое время реально преобразовал наш мир за достаточно короткое по историческим меркам время.

Если же говорить о реальной истории, то хотелось бы упомянуть еще одно важное совпадение. Промышленная революция – это не только хлопок, но еще и паровые машины. Соединение ткацкого производства с паровой машиной сыграло важную роль в снижении трудоемкости производства и достижении абсолютной конкурентоспособности английского текстиля на мировых рынках.

Но ведь паровые машины разрабатывались не для текстильной промышленности. И возможно, что никому бы не пришло в голову их специально для нее придумывать. Паровая машина уже была, она входила в состав предметно-технологического множества, и просто была скомбинирована с ткацкими станками в крупных мануфактурах (фирмах).

Паровая машина создавалась и совершенствовалась применительно к другому продукту – углю. У угля как продукта есть много общего с хлопком (только не цвет).

К концу XVII века в Англии были вырублены практически все леса. То есть источник сырья для отопления жилищ был исчерпан [131]. Ввозить дрова из-за границы по морю было, по-видимому, слишком накладно (строевой лес, вспомним цитату из Пушкина, – другое дело). А вот угля было много, и в результате на уголь сформировалась своя, самостоятельная волна спроса. Как и хлопок – это был массовый ресурс, но, как и хлопок, отличался высокой трудоемкостью, что при высокой стоимости рабочей силы (и реальной, и номинальной) создавало стимулы для того, чтобы эту трудоемкость снижать. Паровые машины первоначально разрабатывались для угольной (и шире – горнодобывающей промышленности), пока не была разработана машина Уатта, компактность которой позволила применять ее в фабричных условиях.

Но вернемся к протекционизму. Протекционизм в богатой, хотя бы номинально, стране может дать какие-то результаты. А вот протекционизм в бедной стране, скорее всего, ни к чему хорошему не приведет.

Распространение промышленной революции и быстрое обнищание Востока.

Итак, давайте уже завершать эту лекцию. Нам осталось рассмотреть два важных вопроса. Первый – это последствия промышленной революции для мировой экономической системы. Второй вопрос: почему промышленная революция, распространившись на Западную Европу и отдельные страны за ее пределами, не пошла дальше. Вопросы эти взаимосвязаны, и я буду отвечать на них одновременно.

Начнем, пожалуй, с Западной Европы в эпоху после открытия Америки. Деньги из Нового Света первоначально поступали в Испанию. Оттуда они, понятное дело, шли на Восток, но этот поток не мог быть очень мощным из-за транспортных ограничений, которые преодолевались на протяжении нескольких веков. Однако