плохо и готовится нажать кнопку, вызвать палату и спросить, не нужна ли помощь, как вдруг отец хватает кресло – хватает двумя руками, поднимает над головой и швыряет его в застеклённую стену со всей силы, и она – она разбивается, боже мой, она разбивается, хотя должна быть непробиваемой… В комнату врывается ветер, вызывая помехи в работе микрофонов, залетает снег… Отец кричит, он кричит одно слово, разобрать трудно, но понятно, какое слово он кричит, и бежит – бежит сквозь разбитое стекло наружу, погружаясь босыми ногами в толщу снега…

Нас переключают на камеру наружного наблюдения. В клинике сработала сигнализация, и сотрудники бегут к нему в палату, но поздно, отец – обнажённый – бежит, по колено в снегу, к заснеженному и затянутому кромкой льда горному озеру, вид на которое ему всегда так нравился… Он бежит, спотыкается, падает, поднимается и продолжает бежать, он тянет посиневшие руки вперёд, как будто пытается что-то ухватить, он приближается к озеру…

Сотрудники клиники не успевают за ним.

Отец добирается до озера, последние метры буквально проползает, но достигает озера, тянет руку вперёд, пытается встать на ноги, ступает на тонкий лёд и проваливается, уходит под воду, пытается выбраться, хватается за лёд, но тот обламывается, и отец уходит под воду, он захлёбывается.

К кромке озера подбегают агенты, они хотят его вытащить, думают, как быть, но уже поздно, озеро достаточно глубокое, и отец тонет, умирает от температурного шока. Его вытаскивают, проломив лёд и спустя всего несколько минут, накрывают тёплыми пледами, относят в клинику, реанимируют, но не выходит. Разбуженный среди ночи главный врач устанавливает время смерти. Он просматривает записи с камер и делает два звонка: один личного характера, мне, и второй – в ОКО.

На следующий день я уже в Норвегии. Тут ещё полярная ночь, и каждый раз, смотря в окно, я представляю, как отец, голый, идёт по этому снегу и тянет руки куда-то вперёд, к непонятному видению… к Ленро Авельцу?..

Психолог осматривал его три недели назад, в этом заведении это регулярная практика, и – как обычно – засвидетельствовал отличное состояние. Отец был здоров. Он не мог сойти с ума за два часа, вдруг начать видеть призраки и гоняться за ними… Он не хотел совершить самоубийство, это был обычный вечер, пока он не увидел что-то за этой стеной, в снегу… пока не перечитал отрывок из «Воспоминаний», пока не лёг и не проснулся от кошмара, пока призрак не навестил его… Когда он кинул кресло в стену, это выглядело как жест отчаяния, как попытка сопротивляться безумию – безумию, которое увлекло его в смертельный холод.

Снаружи никого не было. Даже если забыть про камеры, то сотрудники клиники сразу кинулись туда и увидели следы отца, и только… Что он там увидел? Авельца? Его высокую фигуру, которая опирается на трость и смеётся над ним?..

Судя по записи, отца потревожили только зрительные галлюцинации, но, может, это иллюзия – и на самом деле Ленро говорил с ним, говорил уже давно, несколько лет, с момента убийства – а может, говорил и раньше, но отец никому не сказал, не признался… Сколько раз я видела, как он задумчиво смотрит поверх моего плеча, на это горное озеро, – я думала, он любуется пейзажем, а он высматривал там Ленро Авельца…

Что он сказал ему на их встрече? Зачем прилетал Ленро Авельц? Давай, Ада, ты возомнила себя детективом, отвечай! Ты собрала такой огромный архив, ну же, почему ты всё ещё в тумане?

Ленро Авельц, ты сводишь меня с ума. Скоро я повторю путь отца, скоро ты явишься мне, да?..

Но пока я ещё могу отличить реальность от вымысла. Я знаю, что ты мёртв. Хотя…

Твой перстень. Твой золотой перстень с печаткой, который ты носил в память о своём отце, грозном Ноэле Авельце-старшем. Ты носил его на мизинце, и на нём была буква «А», и ты сам смеялся, что там хватает места для буквы «Л», но твой отец решил, что ты возгордишься, и оставил лишь букву фамилии… Ты никогда не снимал этот перстень. Ты никогда его не снимал, он пару раз больно царапал меня по спине, животу и по груди… Этот перстень, его не было на твоей руке, на теле, которое мне показали.

Так это был не ты? Двойник?

Нет. Нет, остановись. Его раздели, полностью, и перстень с него сняли, даже датчик здоровья вынули и всё передали в хранилище ОКО. Их там мало волновало, что ты собираешься узнать его по перстню, да и сам перстень можно было изготовить поддельный, если уж Ленро хотел сымитировать смерть, он бы это сделал, уж он-то позаботился бы о мелочах…

Может, отец не сошёл с ума, а его убили? Убил Особый комитет, убила Организация, он знал слишком много, и вот они пустили в камеру какой-нибудь газ, типа BUG-14, который свёл его с ума, и он поверил, что Авельц пришёл за ним, и кинулся прочь, ушёл в холодную воду – кстати, это объясняет, почему стекло разбилось, а персонал реагировал медленно…

Господи, Ада, что за чушь. В его палате была вентиляция, она работала, а стена… Они что, пятнадцать лет назад это задумали, когда только поселили его… а почему, собственно, нет? Это же Организация, это ОКО, и если эти люди убили Авельца…

Чем дольше я думаю, чем глубже я погружаюсь в эту историю, тем сильнее мне хочется верить, что она не окончена. Я ищу подтверждения, хоть самые малые, тому, что Ленро жив, да, пусть он убил отца, убил Сартаджа, пусть он возвращается и начинает мстить, – Акияма, дрожи, он идёт за тобой… Только бы он был жив. Воскрес из мёртвых. Чересчур даже для него… для всемогущего Ленро Авельца – теперь это устойчивое словосочетание, наверное, так и сходят с ума, наверное, так и начинают думать, как он, и превращаются в него… А что, чем не вариант? Может, каждый из нас немного Ленро Авельц? Может, он ушёл из нашего мира и спрятался в нашей памяти, нашёл убежище в наших сознаниях, покинул нас, бежал в другое измерение, физически погиб, но ментально торжествует, может, таков и был его план? Может, он хотел, чтобы мы все стали Ленро Авельцем?..

75. Из протокола допроса Агента L, последняя часть

– Протокол допроса Габара Коркмаза, где он признаётся, что отомстил за Саида Савириса, – это первый допрос?

L: Да.

– Вас убеждает его мотив?

L: Моё личное мнение