— Как там, на передке (ну, на самой передовой)?

— Пока никак, без изменений, стоим в жесткой обороне что мы, что они. В блиндажах пока сухо, печки еще не ставили.

— Почему? Засекут дронами с тепловизорами?

— Нет, не в дронах дело, все думают, что Россия скоро будет наступать. Нас пополнили наконец-то. Как летом было, ты видел, такого уже нет.

— Противник активничает? — Узнаю последние новости с фронта на 24 октября 2022 года.

— Тоже держит оборону. Я так понимаю, у них под Донецком одна задача — удержать позиции любой ценой. Арта работает редко, вот прямо по пальцам пересчитать. Есть ощущение, что выбрали они все снаряды, не может Европа больше поставить. Я тут читал мемуары Мольтке (начальник Германского полевого штаба в Первую мировую. — Asm.), там же какое-то колоссальное количество боеприпасов уходило ежедневно. Их на вагоны считали. А тут уже 8 месяцев идут бои такой же интенсивности, как в Великую Отечественную.

УКРАИНЦАМ ВЫДАЮТ

ГОРСТЯМИ ТАБЛЕТКИ «ДЛЯ БОДРОСТИ»

Поговорили о настроениях противника, насколько их может отследить снайпер своим глазом и по радиоперехватам. Москва меня удивил:

— По их пленным чувствуется, что ОНИ вымотались. Так ничего особо интересного эти пленные не рассказывают. Но есть одна деталь. Им начали выдавать медикаменты наборами. Условно говоря: взгрустнулось, съел красную таблеточку, нужно взбодриться — синюю, захотел поспать — белую. Но что это за препараты, как называются, пленные не знают. Выдают без упаковок, горстями.

На стрельбище Москва распорядился:

— Так, машину загоняй в эту ложбину, сеткой не надо накрывать, сегодня не летают. Во-о-о-н видишь — будка трансформаторная? Мы тут приводили к нормальному бою винтовки, и на наших глазах в нее прилетело из миномета.

Москва расстелил специальный коврик, положил под руку рюкзачок с боеприпасами, достал бинокль-дальномер. В ложбинку нашу чуть ли не на брюхе съехала потрепанная «шестерка» с донецкими бойцами. Парни достали простенький коптер и подняли его в серое низкое небо. Молодой боец показывал пожилому мужику, как с ним управляться. Коптер летал, Москва постреливал, подкручивая прицел. И никто никого не заставлял этим заниматься согласно каким-то учебным планам, нарисованным в штабных кабинетах далеко от фронта. Все понимали, что без этого не победить, а побеждать придется.

27 октября 2022 года

ДОБРОВОЛЬЦЫ С ОСВОБОЖДЕННЫХ ЗЕМЕЛЬ

ПУТЬ В КРЫМ, РАСПРОБОВАННЫЙ КП

Мелитополь не видел обычных боев в ходе этой спецоперации, ему досталась война диверсионная. Обычные бои Мелитополь просто слышит — до линии фронта километров 60–70. Пока я ехал в этот город из Донецка, мне на телефон пришло сообщение: «В Мелитополе в результате теракта взорвано здание телецентра, 5 человек получили ранения». Я прибавил ходу, но трасса оказалась забита грузовиками. Машины с номерами из самых разных регионов России ползут в «тянучках» перед каждым блокпостом. Дальнобои распробовали сухопутный путь в Крым. Не удивлюсь, если помогла «Комсомолка», первая проверившая этот «маршрут из России в Россию» уже через день после теракта на Крымском мосту, когда всем казалось, что полуостров отрезан от Большой земли.

Вместе с фурами с продуктами в очередях стояли платформы с бетонными треугольниками-надолбами и стальными сетками — для обустройства позиций и блокпостов. Все это добро ехало дальше — на Херсон.

КОГДА ТЫ — ЦЕЛЬ ДЛЯ «ХАЙМЕРСОВ»

Телецентр в Мелитополе подорвали, найдя прореху в системе безопасности. По сути, здание охранялось только с фасада. Бандеровцы загнали во двор «жигули», набитые взрывчаткой, поставили под окна и подорвали. Асфальт в месте взрыва вдавило в землю на полметра, как пластилин. Я поймал себя на мысли, что первый раз вижу разрушенное здание, в котором мне пришлось немного пожить. Летом меня тут, в телецентре, приютил матерый запорожский сепаратист еще довоенных времен, а сейчас чиновник военно-гражданской администрации Владимир Рогов. Жить в гостинице он отсоветовал: мол, заминируют машину. Но перед заселением предупредил: «Наше здание — цель для американских «хаймерсов». Я смиренно пожал плечами — выбирать было не из чего. Но «хаймерс» решили поберечь, обошлись заминированной машиной.

ОХОТА НА «СВОБОДУ СЛОВА»

Телефон Рогова на этот раз был занят. Я стоял под окнами искалеченного здания и орал: «Володя! Рогов!» Но никто так и не ответил… В здании гремели стекла и железо — саперы осматривали помещения. Летом меня поразила тут одна деталь интерьера. Все окна, на всех этажах и лестничных пролетах, были тщательно заклеены газетами, и «Комсомолкой» в том числе. Как мне объяснили, по телецентру, где были офисы радиостанций и редакций, по ночам постреливали из промзоны и гаражей… Так диверсанты с Украины, стремящейся в ЕС, понимали свободу слова.

Приехал автобус с волонтерами, молодыми парнями и девчонками в одинаковых темно-синих курточках, — разбирать мусор и хлам. На следующий день здесь ничего не будет напоминать о теракте, кроме выбитых окон. Их вставят, но не сразу: стекло в прифронтовых зонах — дефицит. Дорогой дефицит.

ОСВОБОЖДЕННЫЕ ДОЛЖНЫ ПОМОГАТЬ

Еще в начале лета, когда стало понятно, что ограниченными силами спецоперация «не вывозится», начали тихонько поговаривать, что пора создавать на освобожденных территориях воинские формирования из местных. В августе в личном разговоре с одним из топовых депутатов Госдумы я выдал такой спич:

— Добровольческие батальоны из местных — вопрос политический. Если мы освобождаем, значит, освобожденные нам должны помогать. Почему не создают?

Депутат горячо согласился, записал все в блокнотик и пообещал, что на первом же совещании в Госдуме по военным темам этот вопрос будет поднят. Он действительно оказался политическим. Пришлось ждать присоединения освобожденных регионов к России. «Чтобы не плодить махновщину, а сразу же вливать эти формирования в Росгвардию или армию» — так мне объяснили неофициально.

«КТО ЗДЕСЬ ОСТАЛСЯ, ТОТ И НАШ»

— Лучше поздно, чем никогда, — в один голос говорили мне офицеры батальона имени Павла Судоплатова, уроженца Мелитополя, легендарного генерала НКВД, хорошо знавшего, как бороться с бандеровцами.

В батальоне кипела работа. Десятки бойцов таскали, как заведенные, мешки с песком, выкладывая из них защитные стенки. В классе шло занятие по минно-взрывному делу. Едва я заглянул туда с камерой, как все «студенты» опустили балаклавы. Приметил, что основной возраст бойцов — это 30–40 лет. Все одеты в одинаковые «горки» и только. Спросил замкомбата:

— Медицина в батальоне уже есть?

Медицина была, но у нее не было ничего, я как чувствовал. Дошли до моей машины, выдал «судоплатовцам» складные носилки и саперную кошку с репшнуром — для эвакуации раненых. Офицер с надеждой спросил:

— Может, индивидуальные перевязочные пакеты есть?

Нашлись и пакеты. Поинтересовался, как набирают бойцов-добровольцев.

— Отбор простой, кто здесь