на шее «Не суетись — ЖИВИ», кажется, больше всех задавала вопросов на нашей лекции. Теперь пришло мое время спрашивать. Кристина несколько дней назад вернулась с волонтерами из Херсона, участвовала в эвакуации мирных жителей. Еще в марте она воспринимала происходящее совсем по-другому:

— Я жила за городом, когда началась спецоперация. Не было маршруток, сидели в селе, пытались ловить мобильный Интернет. Новости были только украинские, мозг они промывали капитально. Потом начал ходить транспорт, я выехала в город и увидела, что российские военные, они не такие, как нам рассказывали.

— Какие?

— Они реально с местных жителей пылинки сдували, если ты споткнешься, тебя подхватят и на ноги поставят. Потом я обратила внимание на лояльность к украинской символике — хочешь с ленточкой ходить, да ходи! Потом к нам подошел военный, позывной «Испанец», его многие знают. Увидел у нас желто-синие ленточки.

Мариуполь. Девушка-волонтер Кристина возле телецентра, подорванного с помощью «жигуленка» со взрывчаткой

И спросил: «Вы, девушки, вообще знаете, что происходит?» И он начал с нами общаться. Рассказал, что в Донецке все последние 8 лет происходит и происходило. Это был первый человек, который нам попробовал что-то объяснить. Потом появился комитет по молодежи, и мне предложили посмотреть «Русский мир». А почему бы и нет?

— Где побывала?

— В Крыму, с ребятами из ЛДНР. Херсонцы с нами не поехали, у них тогда убили человека, который поднимал их «молодежки». И я с ребятами с Донбасса очень много говорила.

Про эвакуацию из Херсона Кристина смогла рассказать почти без слез. Почти. В Херсоне волонтеры, как и на всех подобных миссиях, были образцами спокойствия и доброжелательности. Плакать можно было, но потом.

— Люди подходили к нам и говорили: мол, «мы рады, что вы такие молодые и с нами». Многие же не понимали, куда едут, зачем. Все объясняли. С детьми играли, вещи носили. Самое главное, что мы из этого вынесли, — «там наши люди».

Кристина вспомнила тот момент, когда мировоззрение у нее изменилось безвозвратно. На эвакуацию пришел старик, только что потерявший во время артобстрела всю семью.

— Он нас принял за украинских активистов! Он не увидел шеврон с российским флагом, а увидел только шеврон с гербом Запорожской области. Начал пятиться от нас: «Как вы сюда попали? Вы же нас убиваете! Не подходи! Не трожь!» Глаза круглые, растерянный, плачет… Прибежали медики с лекарствами, показали старику российские шевроны. А потом на ту же пристань пришли двое деток. Родители тоже погибли при обстреле.

Кристина говорит:

— Я потом в машине плакала всю дорогу.

И я вижу, что и сейчас у Кристины глаза становятся красными. Понимаю, что нужно сворачивать это интервью и возвращаться в Донецк, который больше не за линией фронта. Так же как Ростов, Севастополь, Белгород.

3 ноября 2022 года

ЭССЕ О «КУЗЬМИЧАХ»

Дети бесчеловечных 90-х ушли воевать за молодых. И они не привыкли отступать.

Мобилизованные в возрасте «за сорок» становятся костяком нашей армии в зоне боевых действий. И слово «кузьмич» из фанатского жаргона вдруг получает совсем иной смысл.

МОРАЛЬНО СТАБИЛЬНЫ, ВСЮ ЖИЗНЬ БОЛЕЮТ ЗА ОДНУ КОМАНДУ

Я сам матерый «кузьмич», мне уже не за 40, а чуть за 50, поэтому прошу без обид. Прожитые годы назад уже не отмотаешь, смиримся.

Первый раз определение «кузьмич» я услышал чуть ли не в конце 90-х от «зенитовских» футбольных фанатов. Было в этом слове что-то обидное и в то же время очень образное. Типичный «кузьмич» на стадионе — это работяга приличной квалификации, мастер или бригадир, некрупный бизнесмен-производственник или строитель. Возраст за 40 лет, семья, морально стабилен, всю жизнь болеет за одну команду. Из атрибутики — шарф-«роза», семечки, спортивная газета, иногда грелка с пивом или портвейном за поясом «праздничных» брюк. Трубка от капельницы пропускалось под наглаженной белой рубашкой, чтобы можно было прямо на трибуне отмечать невозбранно голы любимой команды или заливать горечь поражений.

Сами же фанаты, окрестившие «кузьмичей», зачастую «на мячик» вообще не ходили, а предпочитали отстаивать честь команды кулачными боями в кустах за стадионами и на пустырях.

В итоге восьмилетняя борьба на Украине всех нашла.

Многие футбольные фанаты поехали воевать добровольцами еще летом, а «кузьмичей» массово призвали осенью. Хотя в Донбассе «кузьмичи» и так воевали с 2014 года. До спецоперации только их здесь в окопах и встречал, они вытащили на себе самый безнадежный период этого конфликта, когда боевых действий как бы нет, а убитые и раненые — каждый день. Войны вроде не видно, но есть сгоревшая техника и разваленные снарядами блиндажи, стычки с диверсионными группами врага и его регулярными частями, пытающимися постоянно занять «серую зону». «Кузьмичи» тащили эту войну обстоятельно, не видя большой разницы между позициями на «Промке» под Донецком и работой в цеху. Молодежи в 20–30 лет такое беспросветное сидение в окопах было мучительно.

ИМ ЧТО ЦЕХ, ЧТО окоп

Термин «кузьмич» с другим смысловым наполнением вбросил общественное пространство тот же «кузьмич» с позывным «Админ». Админу тоже за 40 лет, он воевал всю жизнь — в горах, на равнинах и в песках. Он несколько месяцев спал на полу слева от меня, в расположении батальона ДНР «Восток» под Мариуполем. Справа размещался стремящийся по возрасту в «кузьмичи» Владлен Татарский, воевавший с 2014-го.

И в нашей располаге по возможности всегда были чистые полы, еда, кофе. А еще у нас было много микстур и таблеток. Что поделать, годы. По вечерам мы угощали друг друга лекарствами от простуд, желудка, давления. Иногда — снотворными. Но каждое утро мы вставали в шесть и уезжали на передок. Я по своим журналистским делам, Админ с Татарским — на авиаразведку. «По-кузьмичевски» обстоятельно они собрали уникальный комплект дронов для разных задач и по-прежнему буквально нарасхват на фронте. Почти незаменимы.

Как-то не сговариваясь, мы поддерживали суровый мужской порядок жизни, хотя никто от нас этого не требовал. Точно такой же порядок я видел много раз у «кузьмичей» на позициях.

Помню, в 2018-м под Докучаевском слушал получасовой монолог «кузьмича», бывшего директора совхоза. Он рассказывал и показывал мне нештатное вооружение, которое он отнял или выбил для своего узла обороны. Начиная от снайперской винтовки «Дончанка» производства ДНР и заканчивая минами, которыми «кузьмич» прикрыл свой опорник от украинских диверсантов. По его словам, добывая это военное добро, он даже из своей небольшой фронтовой зарплаты докладывал. И у меня нет в этом сомнений. Хорошие командиры ценят таких бойцов выше генералов.

РОЖДЕННЫЕ В СССР И