— Ребе, послушайте совета, не гоняйтесь за достопримечательностями. Я был там уже четыре раза. Первый раз меня заставляли носиться с утра до вечера, через неделю я сказал: «Шагу не ступлю из отеля», и так и поступал во все остальные свои приезды. Я оставался в отеле, сидел возле бассейна, играл в карты. Конечно, моя мадам хотела ездить и смотреть, она без колебаний согласилась на эти туры, и я отпускал ее, чтобы потом послушать ее рассказы. Разумеется, в другой стране я бы не отпустил ее одну, но это Израиль, там безопасно. Там всегда есть сотрудницы Хадассы[8], и если она их не знает, то знает тех, кого знают они. Это как в семье. И еще скажу вам: перед возвращением я купил пачку слайдов, и когда меня спрашивали: «Вы это видели, да?», — отвечал: «А как же! Потрясающе! Классные снимки сделал!»

Пришел Бен Горфинкель.

— Я поговорил со свояком — он издатель местной «Таймс геральд», так он подумал, что, может, вы смогли бы писать заметки для газеты.

— Но я не репортер, — смутился ребе.

— Знаю, но имеются в виду наброски, личные впечатления, местный колорит. Он сможет выплачивать построчный гонорар; не думаю, что это большие деньги, и сначала на заметки нужно будет посмотреть, но ваше имя будет на слуху у публики.

— Понятно, — кивнул ребе Смолл. — Что ж, спасибо ему и спасибо вам.

— Так вы согласны? — не отставал Бен.

— Не могу сказать, пока не окажусь на месте.

— Думаю, ребе, вам все же стоит попробовать, — Горфинкель едва скрывал разочарование.

— Понимаю, мистер Горфинкель.

Потом в гости зашел престарелый основатель общины — Джейкоб Вассерман, человек болезненного вида, с кожей, похожей на пергамент.

— Ребе, вы правильно поступаете, что едете: пока молоды, надо получать удовольствие. Я всю жизнь обещал себе эту поездку, и вечно что-нибудь мешало. А теперь, когда я, можно сказать, каждую минуту под наблюдением врачей, уже поздно.

Ребе проводил его к креслу.

— Там тоже есть врачи, мистер Вассерман.

— Да, но для такой поездки нужно больше, чем желание. Сердце колотится от одной только мысли о поездке, а мне сейчас хватает небольшой прогулки или поездки на машине с сыном. Но я счастлив, что вы едете.

Ребе улыбнулся.

— Ладно, постараюсь получить удовольствие за нас обоих.

— Отлично, будете моим послом в поездке. Скажите, ребе, человек, который вас заменит — ребе Дойч — вы его знаете?

— Никогда не встречал, но много о нем слышал. У него очень хорошая репутация, пожалуй, для общины он — находка.

Старик кивнул.

— Возможно, кто-нибудь попроще пришелся бы более кстати.

— Что вы хотите сказать, мистер Вассерман?

— Ну, существуют кое-какие группировки, думаю, вам не нужно объяснять.

— Да, я знаю, — тихо сказал ребе.

— И долго вас не будет?

— О, три месяца точно, а может, больше.

Старик положил руку с набухшими венами на плечо ребе.

— Но вы вернетесь?

Ребе улыбнулся.

— Кто знает, что будет завтра, тем более через три месяца?

— Но вы рассчитываете вернуться?

Отношения ребе со стариком были таковы, что он не мог ни уклониться от ответа, ни солгать.

— Не знаю, — ответил ребе. — Просто не знаю.

— Этого я и боялся, — вздохнул Вассерман.

Посетил его Хью Лэниган — начальник полиции Барнардз Кроссинг.

— Тут Глэдис просила передать подарочек для вашей хозяйки, — он поставил на стол нарядно упакованный сверток.

— Уверен, Мириам будет очень рада.

— И знаете, — продолжал начальник, — не беспокойтесь за дом, я поручил патрульным регулярно наведываться для проверки.

— Спасибо, шеф. Я собирался заехать оставить ключ и сообщить о дне отъезда.

— Думаю, вам просто необходимо съездить.

— Необходимо? — удивился ребе.

— Я хочу сказать, как пастору необходимо посетить Рим.

— А, понятно, — кивнул ребе, — что-то в этом роде, только еще сильнее. В общем, это как религиозная обязанность — для всех евреев, не только для раввинов.

Лэниган все еще не понимал.

— Как Мекка для мусульман?

— Не совсем. Здесь нет особых религиозных целей. — Он подумал, как лучше объяснить. — Мне кажемся, это тяга к дому, как у почтового голубя, когда его выпускают.

— Понятно, — кивнул начальник полиции. — Тогда, видимо, не у каждого есть такая тяга, иначе многие бы уехали.

— Полагаю, многие почтовые голуби вообще не возвращаются, — снова попытался объяснить ребе. — Понимаете, наша религия — это не только система общепринятых верований или ритуалов. Это образ жизни, более того, он тесно переплетен с самими людьми, со всей еврейской нацией. Обе стороны — люди и религия — прочно связаны с Израилем, особенно с Иерусалимом. Так что наш интерес к этим местам не случайно носит исторический характер. То есть причина не только в том, что мы оттуда родом, но потому, что это место предназначено нам Богом.

— Вы в это верите, ребе?

Ребе улыбнулся.

— Я должен верить. Это такая существенная часть нашей веры, что если бы я усомнился, то пришлось бы разувериться и во всем остальном. А если остальное под сомнением, вся наша история становится бессмысленной.

Лэниган кивнул.

— Да, тут есть смысл. — Он протянул руку. — Надеюсь, там вы найдете то, что ищете.

У дверей он обернулся.

— Послушайте, как вы доберетесь до аэропорта?

— Ну, возьмем такси.

— Такси? Но это обойдется больше десяти монет. Хотите, подвезу?

Позже ребе говорил Мириам:

— Любопытно, что из всех, кто ко мне приходил, только один предложил подвезти — и не еврей.

— Он добрый человек, — согласилась Мириам, — но другие могли подумать, что ты все заранее уладил.

— Но только он додумался спросить…

Глава 7

Пока она вешала его пальто в стенной шкаф, его глаза обшаривали комнату в поисках следов другого жильца — трубки в пепельнице, тапочек за креслом. После стольких лет, — говорил себе Дэн Стедман, — он не ревновал свою бывшую жену, просто ему было интересно. Если ей вздумалось завести любовника, это не его дело. Конечно, он не жил после развода отшельником. Она для него ничего не значила — так он себя уверял, и все же не сразу решил навестить ее, получив письмо в свой последний день в Штатах. Однако поднимаясь по лестнице к ее квартире, Дэн ощутил повышенный интерес, какое-то возбуждение от того, что ее увидит.

Она присоединилась к нему в гостиной. Все еще привлекательна, — отметил он про себя. Высокая, стройная, коротко стриженная, сохранившая свежесть лица, она не выглядела на свои — он прикинул в уме — сорок пять. Когда она обходила стол, чтобы сесть напротив, Дэн подумал, что немногие женщины могут так