И я ей поверила. Страх, отчаяние и понимание безысходности сковали мое дико колотящееся сердце подобно колючей проволоке. Я не могла уже ничего предпринять и просто сжала кулаки от бессилия. Группа солдат с хохотом и улюлюканьем добежала до того места, где эта жуткая женщина отрезала мне путь к побегу.

– Попалась, чертова партизанка! – по-немецки выкрикнул кто-то из солдат.

– Не переживай, молчать у тебя не получится, – обратилась ко мне незнакомка, широко улыбаясь. – У меня есть сотни методов развязать тебе язык. Правда, должна сказать, ни один из них тебе не понравится.

Мимо головы просвистел брошенный в меня кем-то камень, зацепив висок. «Ай!» – вырвалось у меня. Я оступилась, ощутив, как от удара закружилась голова. С трудом удалось не упасть. Теплая струйка из пореза побежала вниз по лицу. Другой камень больно ударил по ноге, и я, не устояв, рухнула на колени.

Моя беззащитность породила новую волну хохота. Им нравилось издеваться надо мной, и это ведь было только началом. Я понимала, что это конец для меня. А дальше – пустота. Как же это оказалось страшно! Ужас сковал мое тело смертельным холодом, мысли смешались, а в душе чернела пустота. Выхода нет. Что делать? Превозмогая боль в ушибленной ноге, я поднялась с колен. Выхватила из кармана наган, бесцельно угрожая всем подряд.

– Не приближаться! Уроды! Я сказала, стоять! Всем стоять на месте, пока мозги никому не прострелила!

Я, конечно, блефовала. Что-что, а метко стрелять я так и не научилась и вряд ли смогла бы сейчас трясущимися руками попасть в цель. Глупо было надеяться уйти от них с одной пулей, и я не надеялась, но покорно сдаваться, да еще и на родной земле, казалось немыслимым и совсем не в моем духе.

Один из солдат дернулся в мою сторону.

– Ни с места! – рявкнула ему по-немецки. – Всем оставаться на мес…

Раздался выстрел, и я не договорила. Левую сторону груди обожгло так, словно туда вогнали раскаленный добела железный прут. Стало так больно, что перехватило дыхание, и силы мгновенно покинули меня.

– Идиоты! Она нужна живой! – раздался рядом женский крик.

Мои глаза смотрели в безоблачное небо цвета яркой лазури. Это стало последним, что я видела. Меня поглотила вечная тьма, приветливо распахнувшая свои бездонные объятия. Боли больше не было. Вот и все, Шура. Вот и все.

⁂

Сверхъестественную, потустороннюю тишину этого места нарушал лишь тихий голос, повторявший одно и то же: «Вот и все, Шура… Все кончено… Все…» Нависшее пасмурное небо грозилось то ли дождем, то ли снегом, да и серый пейзаж выглядел неопределенным во времени – тепло, как поздней весной, но при этом голые ветви деревьев и ни одной зеленой травинки на всю округу.

Здесь в Подземном мире, что промеж Богов и Демиургов зовется Перепутье, душа Александры смиренно ожидала ангела смерти, которой надлежало переправить ее на другой берег через реку забвения.

Некоторые новопреставленные в первые минуты не могли смириться, что уже покинули тело, и ангелу смерти приходилось успокаивать мятежную душу. Но с этой все оказалось не так. Она, сидя на берегу, с тоской смотрела куда-то вдаль невидящим взором и обернулась, лишь когда ангел подошла к ней.

– Никого не осталось. Ни семьи. Ни боевых товарищей. Ни меня, – обреченно промолвила душа, посмотрев на своего проводника в мир мертвых.

– Сожалею, но таковы законы Мироздания, и все равны пред ними, – бесстрастно ответила ангел. – В каждом новом воплощении у души есть свое предназначение, для чего она и пришла в этот мир из мира Небесного. Сыграв свою роль, душа уходит, чтобы когда-нибудь вновь возродиться для новой миссии. У каждой души она своя. Ты жила не зря, была достойным человеком и свою миссию выполнила. Ты внесла свой вклад в избавление Ленинграда от вражеской удавки.

– Надеюсь, хотя бы в следующей жизни не придется наблюдать, как умирают все, кто мне дорог, – с горечью вздохнула душа, и в ее глазах заблестели слезы.

– Создатель благоволит тем душам, на которых лежит бремя избавителей от зла, поэтому можешь попросить что-нибудь для следующего воплощения.

– Я не знаю, о чем просить его. И не буду, – утомленно покачала головой душа. – Я обессилена. Я устала оплакивать близких в этой жизни. Внутри меня руины! Словно все выгорело. Остался лишь пепел. И я хочу скорее все забыть.

– Неужели ты не желаешь в последний раз увидеть свой город, Ин-даагерд? – спросила ангел смерти, назвав душу ее истинным именем, и протянула ей руку.

– А что, можно? – удивилась та.

– Тем, кто жил по чести, можно, – прозвучал ответ. – А можешь встретиться с тем, кто волновал твое сердце во снах. Посмотреть на него последний раз в этом воплощении.

– Кто он? Почему снился мне? – беспокойно спросила Ин-даагерд.

– Я не могу тебе этого сказать, – ангел развела руками. – Придет время, и ты сама все узнаешь. Ну так что, желаешь увидеть город и того самого принца из снов?

Ин-даагерд молча кивнула, выглядя при этом взволнованной. Ангел смерти взяла ее за руку. Мгновение, и вот они уже стоят на Дворцовой набережной. Душа вновь оказалась в городе, где прошла вся ее жизнь в этом воплощении. Она принялась неспешно оглядываться по сторонам, словно хотела в последний раз в ушедшей жизни запечатлеть дорогие сердцу места и надышаться ленинградским воздухом.

– Мы любили здесь гулять всей семьей по выходным, – тихо произнесла Ин-даагерд. – А наш Николька когда-то пригласил сюда Лиду на первое свидание.

Ее плечи поникли под грузом воспоминаний, причинявших теперь колкую боль.

– Покажи мне того моряка, – попросила она ангела смерти, и та, улыбнувшись, снова взяла душу за руку, мгновенно перенеся ее на борт военного крейсера.

Здесь пронизывающий, холодный ветер ощущался сильнее, чем на улицах города. В воздухе беспорядочно кружились мелкие снежинки. У кормы корабля, глядя на Ленинград, окутанный льдом и снегами, стоял он. Высокий и статный. Ин-даагерд узнала его сразу, как только увидела. Она разглядывала лицо загадочного адмирала, узнавая мужественные, аристократичные черты, глаза цвета осенних вод Невы, но не понимала, откуда оно казалось ей знакомым. Мужчина в адмиральских погонах вздохнул, продолжая задумчиво созерцать город, и совершенно не подозревал о том, что сейчас он не один. Душа новопреставленной и ангел смерти оставались для него невидимы, потому что принадлежали к миру мертвых, недоступному для тех, кто жив.

– Почему он кажется мне знакомым? – задала вопрос Ин-даагерд, обернувшись к ангелу смерти.

– Я не могу тебе сказать, прости, – ответила та, беспомощно разведя руками.

– Но я хотя бы встречу его когда-нибудь еще? – не унималась душа.

– Обязательно, – ответила ей ангел смерти. – Но это все будет потом, когда-нибудь. А сейчас… Время, отпущенное на прощание с миром живых, уходит. Так что еще посмотри на него, и пойдем.

– А можно к нему прикоснуться?

– Нет, ни в коем случае! Сейчас вы принадлежите к разным мирам! Поэтому только смотреть!

Душа, бывшая когда-то Александрой, горестно вздохнула и подошла ближе к мужчине. Тот как раз повернулся лицом к ней, все так же о чем-то задумавшись, и они оказались совсем близко друг к другу, словно влюбленные, которые только что встретились. Ин-даагерд протянула к нему руку, словно хотела смахнуть снежинки с его светло-русых волос, но, помня о запрете, не посмела их коснуться. Мужчина же в это время расстегнул верхние пуговицы своего пальто и извлек из внутреннего кармана маленький портрет, нарисованный простым карандашом.

– Вот мы и дожили до прорыва блокады, ангел мой. Недаром ты снилась мне накануне. Как прекрасное знамение долгожданных перемен, – сказал он тихо и, замолчав, посмотрел на портрет.

Ин-даагерд с любопытством покосилась на маленький листочек и не поверила своим глазам – на портрете была она! Даже родинка над губой прорисована! И в этом нет сомнений! Но откуда этот мужчина мог ее знать, если они даже ни разу не виделись?

– Пора уходить, – вновь напомнила ей ангел смерти.

– Так не хочется покидать его! – воскликнула душа, взглянув на ангела лишь мельком, и принялась снова с жадностью