– Со всеми удобствами, – саркастически ответила она.

– Хорошо. Мне сказали, ты хочешь поговорить. У нас достаточно доказательств для суда, поэтому я рад, что ты изъявила желание сотрудничать. Итак, расскажи, с чего всё началось.

– Не знаю, что вы подразумеваете под словом «всё». Мы с Бельтраном и Себасом знакомы с детства. Вы уже в курсе насчет слухов, которые нам приходилось терпеть в Угарте из-за Альвара Нограро и его интрижек с нашими матерями. Выучившись на юриста, Бельтран устроился к Рамиро Альвару, чтобы присматривать за ним и иметь доступ к документам семьи Нограро. Он всегда мечтал получить наследство или, по крайней мере, заявить о своих правах и заразил нас своими фантазиями. Мы целыми вечерами обсуждали, что сделаем, если удастся отстоять наши права в суде, и грезили, как рано или поздно сорвем куш и станем миллионерами. Дошло до того, что мы уже твердо рассчитывали на этот дождь миллионов, и фантазия, порожденная обидой, стала для нас главным планом жизни.

– И Бельтран подтолкнул вас сделать следующий шаг, – продолжил я.

– Бельтран часто ходил в башню. Ему удалось получить образец слюны Рамиро Альвара, и мы отправили его в лабораторию вместе со своей, чтобы сравнить ДНК.

– И совпадений не было.

– Нет. Никто из нас троих не связан кровными узами с Рамиро Альваром. Мы не Нограро. Отчасти это принесло нам облегчение: мы с Себасом не были единокровными братом и сестрой. Но на этом хорошие новости закончились. Наш план рухнул, нам не суждено было стать миллионерами. Мы даже не могли рассказать всей деревне, что мы не бастарды Нограро: образец ДНК Рамиро Альвара был получен без его согласия. В конце концов мы с Себасом поговорили с родителями, чтобы они знали правду и перестали винить нас за то, что мы живем вместе. Единственный положительный момент во всей истории. Однако наши матери до сих пор не общаются. Их вражда слишком затянулась, и они вряд ли когда-нибудь заговорят друг с другом.

– Итак, все ваши финансовые ожидания пошли прахом.

– Совсем как в день после рождественской лотереи. Накануне ты мечтаешь, что на этот раз повезет именно тебе, строишь планы, а затем реальность возвращает тебя на землю… Да, нас как будто окатили ведром ледяной воды.

– А потом в Угарте появился Гонсало Мартинес… – Я пролистал свои записи. – В семнадцатом году. Он подружился с вами тремя и сообщил, что является сыном Альвара Нограро и Хеммы Мартинес.

– Мы ему не поверили. Сказали, что сами прошли через это, но слухи не подтвердились. Объяснили, что жители Угарте просто любят сплетничать о семье Нограро. А затем у Гонсало обнаружили талассемию, и Рамиро Альвар примчался ему на помощь. Предварительные анализы совместимости дали положительный результат. Гонсало действительно был Нограро. Эти двое сблизились. Гонсало иногда навещал дядю в башне. Несколько месяцев спустя, уже после выздоровления, он пришел к нам с рукописью, которую увидел в кабинете Рамиро Альвара. Без ведома дяди Гонсало ее отсканировал, а затем вернул. Мы понятия не имели, что за этим кроется старинный манускрипт. Бельтран знал электронный адрес издателя «Малатрамы»: когда городской совет Угарте готовил каталог временной выставки, он вместе с Рамиро Альваром занимался правами интеллектуальной собственности на фотографии. Примерно тогда же Рамиро Альвар начал поручать Бельтрану мелкие юридические вопросы.

Я вздохнул. В то время как мы сосредоточили усилия на поисках в интернете, все события разворачивались в аналоговом мире. Никто не заходил в компьютер Рамиро Альвара, никто его не взламывал.

– И благодаря юридическим изысканиям Бельтрана Переса де Аподаки вы знали, что существует одно условие для наследования и лишения наследства: «Да не ступит он в тюрьму и не будет осужден, дабы в роду его не переводились достойные люди», – процитировал я.

– Бельтран сообщил нам, что, если удастся засадить Рамиро Альвара за решетку, все его имущество будет конфисковано и перейдет в руки следующего Нограро. У Гонсало уже имелись юридические доказательства родства. Бельтран заверил нас, что по документам наследник больше не обязан носить имя Альвар – такое условие утратило силу. В любом случае Гонсало мог легко обратиться в ЗАГС и добавить это имя к своему собственному.

– Но он так или иначе унаследовал бы все после смерти Рамиро Альвара.

– После смерти? Ждать сорок лет, пока пройдет вся жизнь? Или рисковать тем, что у дяди появятся дети? – возразила она. – Нет, Гонсало спешил. Он ненавидит Рамиро Альвара за то, что тот не позволил ему остаться в башне. И терпеть не может работу в баре, считая ее унизительной. Они с матерью жили на деньги Нограро и не знали нужды. Гонсало рос избалованным ребенком: бросил школу, не получил образования, никогда не работал. Но он знал, что, если убьет Рамиро Альвара и потребует наследство, все подозрения падут на него. К тому же он хотел увидеть дядю за решеткой; навязчивой идеей Гонсало стало лишить его имущества.

– Даже после того, как Рамиро Альвар дал ему деньги на покупку бара? Даже после того, как пожертвовал костный мозг?

– Он сделал это, чтобы искупить вину своей семьи, – отмахнулась Ирати.

– Он помог и тебе: безвозмездно передал здание кузницы и оплатил реконструкцию, чтобы ты открыла гостиницу и стекольную мастерскую. Неужели ты не испытываешь к нему ни грамма благодарности?

– Честно говоря, я рассматриваю это как возмещение морального ущерба. Вероятно, он знал о слухах и решил таким образом компенсировать причиненный его семьей вред.

Я молча поставил в блокноте крестик. Мы подошли к следующему этапу: самооправданию. Ненавижу слушать гнусные отговорки, которые придумывают обвиняемые, когда их вынуждают сознаться в преступлениях. Насильники, убийцы, мошенники, воры, садисты – все они входят в комнату для допросов, преисполненные чувства собственной правоты, и с каждым разом мне становится все труднее это терпеть.

Я заставил себя перейти к операции «Холодное сердце».

– Теперь расскажи мне, как вы похитили Стефанию и Ойану Найера.

– Похитили? Их никто не похищал. Фани сказала мне, что ее родители пойдут ужинать с друзьями, а она останется дома, чтобы присмотреть за сестрой. Мы договорились встретиться в квартире на улице Кучи, где шел ремонт.

– Вот почему на ее мобильный телефон не было звонков, и вас нет на записях с камер наблюдения. Вы не приходили к ней домой, – сказал я.

– Да, слова улетучиваются вместе с ветром, не оставляя следа. Возможно, я научилась этому за долгие часы, проведенные в стекольной мастерской… Ручная работа, никаких технологий. Меньше грязи.

– Каким