Это ужасно важная проблема для нас», – ответил он на ее увертюру. Понимая, что она может занять центральное место в вопросе переосмысления режима глобальной торговли, она даже рискнула выступить с речью в духе «большого интернационалиста “Брюгге-2”»[853].

Таким образом, в целом саммит на Бермудских островах был успешным для обеих сторон. В конце Тэтчер публично подтвердила, что она и Буш «оба придают максимально возможное значение сохранению НАТО как сердцевины обороны Запада и сохранению американских вооруженных сил и их ядерного оружия в Европе… Мы будем рады видеть, что НАТО играет большую политическую роль в атлантическом сообществе». Президент, со своей стороны, подчеркнул: «Эти переговоры с премьер-министром Тэтчер были для меня особенно ценными. Наши две страны уже много лет работают вместе во имя мира и свободы, и мы стали свидетелями, как это дело восторжествовало во многих местах и временах… Американо-британская дружба – это такая дружба, для описания которой не нужны слова. Это особая дружба, которая проявляется в том, что у нас общее видение будущего человечества». Особая! Это было волшебное слово, которое каждый британский премьер-министр жаждал услышать от президента США[854].

Отметившись этим, Буш подчеркнул, что соглашение с канцлером Колем о том, что «Германия должна оставаться полноправным членом НАТО, включая его военные структуры», – такое мнение, которое, по его словам, разделяют «весь Североатлантический альянс и несколько стран Восточной Европы», потому что это «в истинных интересах безопасности всех европейских государств»[855]. Тельчик с удовольствием отметил, что на Бермудских островах было сделано «первое недвусмысленное публичное заявление» британцев, а также американцев о том, что они преследуют цель восстановления полного суверенитета объединенной Германии[856].

Если Тэтчер была сдержанна в отношении развития Европы в направлении ЕС и была рада поддержать США в построении оборонной архитектуры континента вокруг НАТО, то в том, что касалось важности СБСЕ и его укрепления, она действительно подтолкнула Буша. Этот вопрос также дал ей возможность выступить в качестве собеседника для Горбачева. В течение нескольких недель она позитивно отзывалась о СБСЕ как о структуре для обсуждения европейской безопасности, в которую входят обе сверхдержавы. «Это не только помогло бы избежать изоляции Советов, – сказала она Бушу по телефону 24 февраля, – но и помогло бы уравновесить доминирование Германии в Европе»[857]. Поступая таким образом, она частично повторила призывы Шеварднадзе в Оттаве, прозвучавшие неделей ранее, о том, что Европа должна «заключить выросшую Германию в новую “панъевропейскую” политическую структуру для ее собственной безопасности»[858]. На Бермудских островах Тэтчер развила свою аргументацию напрямую, заявив, что «НАТО возьмет на себя ответственность за оборону», в то время как СБСЕ «будет политическим форумом», в действительности «единственным крупным форумом Восток–Запад, где мы встречаемся с восточноевропейцами и Советами». Таким образом, роль СБСЕ в общеевропейском диалоге должна быть повышена. И, в более широком плане, СБСЕ занимало центральное место в ее подходе к Горбачеву, которого она считала «разумным политиком», находящимся под огромным внутренним давлением. Она даже заявила: «Я не отказалась от мечты использовать СБСЕ для содействия демократизации СССР»[859].

Буш согласился с тем, что СБСЕ может сыграть «решающую роль в преодолении раскола Европы». Как и Бейкер, который сказал, что это дает Горбачеву «некоторое прикрытие у него в стране». Это, добавил он, было «одним из достоинств саммита СБСЕ, если мы также сможем подписать соглашение об ОВСЕ». Буш, однако, предложил оговорку. «Это все хорошо, – сказал он, – если не приведет к обратному результату и на саммите СБСЕ большинство не проголосует против интересов безопасности Запада». Поэтому администрация Буша хотела отложить подготовительные встречи по поводу саммита до тех пор, пока не будут решены существенные вопросы, касающиеся обычных вооруженных сил и не будет принято решение о подписании ДОВСЕ. Бейкер озвучил еще одну американскую озабоченность: «Мы не хотим, чтобы все политические функции перешли к СБСЕ. Нам нужно сохранить некоторые политические функции в НАТО. Мы не можем оставить все на усмотрение СБСЕ, иначе НАТО будет выглядеть слишком воинственно». Перекалибровка и ребрендинг НАТО были неотъемлемой частью политики США[860].

НАТО действительно менялся, хотя и очень медленно. Здесь определенно помог бы одиннадцатый саммит лидеров, запланированный на лето. Но Североатлантическому альянсу и особенно Вашингтону также необходимо было решить, как НАТО будет взаимодействовать с другими предполагаемыми институтами безопасности в Европе, ЕС и СБСЕ[861]. Они были предметом дискуссий Буша с Миттераном и Делором 19 и 24 апреля – первый в Ки-Ларго, второй в Вашингтоне, во время которого президент изложил американскую позицию. Он ясно дал понять, что, хотя США стремились «сохранить свое участие» в Европе, они не стремились занять «тринадцатое место за столом ЕС». Бейкер в ходе разговора пояснил: «Мы не стремимся накладывать вето на решения ЕС, но мы действительно хотим усилить институциональное взаимодействие между США и ЕС». Что касается СБСЕ, то оно не может быть «гарантом безопасности в Европе», сказал Буш. Скорее, «мы действительно имеем в виду расширение роли НАТО» – это «более широкое присутствие США» также станет единственным способом доказать американскому народу, что американские войска не являются «наемниками». Президент говорил о НАТО и ЕС как о «взаимодополняющих институтах», и поскольку у обоих есть «законные интересы» в СБСЕ, они должны обсуждать этот вопрос параллельно. Глядя на всю европейскую картину, он сказал, что крайне важно, чтобы Соединенные Штаты продолжали участвовать в принятии «общих решений в области безопасности» на континенте. Учитывая эти приоритеты, будет естественно, чтобы все согласились с тем, что лидеры НАТО должны встречаться перед любым саммитом СБСЕ[862].

В Вашингтоне Делор сказал Бушу, что Комиссия ЕС предпочитает «энергичный НАТО». Он сознавал, что со стороны Советского Союза «сохраняется опасность»[863]. Миттеран разделял эту точку зрения. Он отметил, что риск войны уменьшился, но чувствовал, что «Советский Союз не обнадеживает: великая держава, находящаяся в ослабленном положении, опасна. США должны иметь право голоса во всех вопросах, которые влияют на равновесие в Европе»[864]. Делор также подтвердил центральную роль Атлантического альянса. Даже если бы стремление ЕС к политическому союзу включало «роль ЕС в обеспечении безопасности», это стало бы «своего рода европейской опорной колонной НАТО. Господин президент, вы должны воспринимать эту политическую интеграцию как укрепление Альянса»[865]. Но Делор и Миттеран разошлись во мнениях относительно СБСЕ и роли ЕС в области безопасности. В то время как председатель Комиссии рассматривал СБСЕ как «своего рода матрицу» для «включения восточноевропейских стран», Миттеран отводил этой организации в лучшем случае вспомогательную роль в отношениях с бывшими советскими сателлитами. По его словам, она могла служить только «местом встреч» в «моменты международной напряженности»[866].

В Ки-Ларго, где они беседовали на роскошном