Стив: Я много раз бегал по переулку. Мы снимали в Вильямсбурге поздно ночью. Я с группой людей преследую Тони с факелом в руке и в баварских шортах.

Майкл: Это были твои собственные штаны или тебе их выдали?

Стив: Им пришлось купить их для меня.

Майкл: Ты не любишь баварские шорты?

Стив: Нет.

Но, как я уже сказал, я не мог разобраться в эпизоде «Проверка мечты», поэтому мы обратились к первоисточнику – человеку, который написал его сценарий вместе с Дэвидом Чейзом, Мэттью Уайнеру.

– Стив

Майкл: Не могли бы вы немного рассказать о том, как вы понимаете последовательность снов? Как это было сделано?

Мэттью: Это интересная вещь, потому что на самом деле она возникла из очень конкретной проблемы: Тони и Кармела разлучены, и их нужно свести вместе. По нашему мнению, это должно было произойти. Но все не так просто, между ними много дерьма. И были вещи, над которыми Дэвид шутил. В «Крысином пакете» есть фраза, когда Тони разговаривает с Сильвио, и Сильвио спрашивает: «Как тебе нравится жить одному?» – когда Тони жил в доме матери. И Тони отвечает: «Я встаю когда хочу, трахаюсь с кем хочу, делаю что хочу». И Сильвио уточняет: «Так в чем же разница с тем, что было раньше?» А он: «Не знаю. В образе мыслей».

Майкл: Значит, генезис идеи воссоединения Тони и Кармелы восходит к вашей первой серии, «Крысиный пакет». Интересно. А позже вы начали работу над серией «Проверка мечты».

Мэттью: И мы говорили о том, что у этого сна есть некоторые правила, потому что мне нравится Бунюэль, Дэвиду тоже. Дэвид Линч – огромная часть шоу. В комнате сценаристов над доской висела фотография Федерико Феллини. Хочу сказать, что язык снов очень важен.

Наверное, все начинается с «Изабеллы». Разве это не первая серия, где весь эпизод происходит как бы в другом мире?

Майкл: Точно, в конце эпизода мы узнаем, что ничего этого на самом деле не было, как будто все произошло в воображении Тони или что-то в этом роде. Ничего не проясняется и выглядит очень сюрреалистично.

Мэттью: Так что просто смотреть кино по телевизору и увидеть, как оно снимается, – огромная разница. В американских фильмах тоже такое бывает. Мы говорили о Хичкоке и о том, как сделать так, чтобы все было похоже на сон, но на него накладывалась бы логика. Мы решили, что все должно происходить в определенном порядке. Нельзя было просто разбрасываться грезами. И тогда возникло такое настроение, когда мы говорим о наших снах и произносим такие слова, как «Что способно вернуть Тони домой?» Я помню целую серию событий, многие из них были просто интуитивно связаны с моим собственным одиночеством в то время. И у Дэвида были свои пожелания. Он хотел увидеть некоторых из персонажей, хотел, чтобы Тони как бы подходил к перекрестку в своей жизни. Так все и получилось. И одна сцена была добавлена по окончании сна – история с тренером, которая действительно как бы все прояснила.

Майкл: Где он возвращается в среднюю школу и тренер говорит ему, что он не готов. Вопрос, конечно, в том, к чему он не готов, – это отсылает нас к конфликтам в его реальной жизни. И тут он просыпается. А как насчет телефонного разговора между Тони и Кармелой в финале, после того как Тони проснулся?

Мэттью: Я не писал эту часть. Ее автор Дэвид, и это одна из самых потрясающих сцен, которые я когда-либо видел в своей жизни. Я прочитал ее в сценарии. А потом – я зареву, если буду думать об этом – примирительный телефонный разговор между Тони и Кармелой, который Тони заслужил, пройдя через ад в этом сне и увидев, какой будет его жизнь. Это отчасти «Рождественская песнь», понимаете? Все призраки приходят в гости. Здесь много взято от фильма «Жизнь прекрасна»[121]. Есть много клише альтернативной реальности, если угодно, но все сделано специально для Тони, как и сны.

А потом у них происходит разговор, Кармела в постели, он в постели, и он повторяет: «Там, где ты, светло?» Я всегда очень переживаю, потому что… в этом проблема Джима. Речь идет о его отношении к собственной уязвимости. Об этом очень тяжело думать.

Есть множество моментов, когда Джим вызывал глубокие эмоции у людей на съемках, и еще более яркие сейчас, когда мы вспоминаем о них. Но очевидно, что эмоциональным пиком этого сезона для меня и для многих зрителей стало убийство Адрианы.

Оно было очень нервным и для меня. Мы с Дреа быстро стали близкими друзьями и испытывали друг к другу глубочайшее уважение и доверие. Я не могу себе представить, чтобы играл это с кем-то другим. Когда я вспоминаю отношения между Кристофером и Адрианой, они кажутся мне очень сильными и очень реальными. Кристофер искренне любил Адриану и очень хотел, чтобы у них все получилось; но он просто не мог заставить себя забыть о том, что она стучала федералам. Это противоречило тем ценностям, которые воспитывали в нем всю жизнь. А что касается Адрианы, я думаю, что она безоговорочно любила его в ответ. Некоторые называют ее пособницей или говорят, что она все перечеркнула, но она всегда исходила из чистой любви.

Так что я чувствовал влияние этого момента вместе со всеми фанатами. Я не думаю, что когда-либо видел такую реакцию на смерть персонажа, которую я наблюдал после этой серии.

– Майкл

Стив: Расскажи о сцене, когда Адриана сообщает Кристоферу, что она работает на ФБР. Уровень эмоций между тобой и Дреа де Маттео, когда ты начинаешь душить ее, напугал зрителей. Ты сказал, что это твоя любимая сцена. Я был удивлен услышать такое.

Майкл: Я уже говорил о том, каково это – играть сцены, когда ставки высоки, а это сцена, где выше уже некуда. В тот момент Кристофер понимает, что жизнь уже вообще никогда не будет прежней. Воспользуются ли они программой защиты свидетелей, или ее убьют, или они попадут в тюрьму – что бы ни случилось, с этого момента все будет по-другому. Накал настолько высок, что актер может привнести все, что захочет. В такой сцене почти невозможно сделать слишком много.

Всегда трудно сниматься в эпизодах с насилием, потому что нужно быть очень осторожным. Ты не хочешь причинить боль человеку, и особенно тому, кто