Тогда она переводит взгляд на жену Джузеппе Карузо, прижавшую руки к животу. Та кивает.

– Мой свекр тоже так думает: он требует справедливости, сказал, дойдет до Рима, если ему не скажут, куда делся его сын. Нам подбросили убитую собаку под дверь дома, – шепчет она и в отчаянье хватает Джованну за запястье. – Теперь вы понимаете?

– Вы знаете, что другие люди собирались украсть у вас гораздо больше, чем пару серебряных вилок? – Жена Ло Порто подходит к Джованне почти вплотную. – Хотели похитить вашего сына или внучку. Такое уже случалось, вы знаете…

Для Джованны это уже чересчур. Она отстраняется, отталкивает женщину.

– Отойдите! – требует она.

В этот момент извозчик хватает одну женщину за руки, оттаскивает ее назад. Джованна, пользуясь замешательством, успевает сесть в экипаж, хотя другая женщина пытается ухватить ее за одежду. Донна Чичча бьет ее по руке.

– Поехали! – велит Джованна и кладет руку на грудь, чтобы успокоить дыхание и унять сердце. – Едем, едем скорее! – повторяет она громче, в то время как обе женщины кричат и изо всех сил колотят по окошку.

Наконец экипаж трогается с места. Крики заглушаются шумом громыхающих по булыжной мостовой колес и тяжелым дыханием донны Чиччи.

У Джованны слова комом застряли в горле. Она прижимает к груди руки в черных перчатках.

– Вы знали об этом? – спрашивает донна Чичча.

Джованна ищет утешения в спешно произнесенной молитве Аве Мария, но не находит. Чувство вины и подступающая тошнота вызывают боль в желудке.

– Нет.

– Вы заметили, как они одеты?

Она коротко кивает и смотрит в окно, ничего не видя.

Черные платья. Две женщины были одеты в траур. Как вдовы.

И вдовами они станут официально спустя несколько недель после того, как будут найдены трупы их мужей в пещере, в селении за городом.

Они были убиты через несколько дней после кражи. И никогда не покидали Палермо.

Дело об извозчиках дойдет до ушей начальника полиции, который приедет с Севера через год. Этот бескомпромиссный человек привык жестко наказывать своих врагов, как он это сделал несколько лет назад, когда отправил за решетку двести членов «Братства Фавары», душегубов, ответственных за многочисленные убийства.

Правительство поручит ему покончить с мафией, преступной организацией, которая у всех на языке и которой всякий раз удается ускользнуть от правосудия. Ему придется копаться в грязи, где смешались политическая власть и беззаконие, и раз от раза убеждаться, что вся система себя скомпрометировала. Система, где преступники служат сенаторам, аристократам и влиятельным лицам, «которые охраняют и защищают их, чтобы те, в свою очередь, также охраняли и защищали их», как напишет начальник полиции в своем подробнейшем отчете. Стало быть, ему доложат, что Флорио обокрали. Он попытается допросить донну Джованну, но безуспешно. Попробует поговорить с Уитакерами, чтобы прояснить обстоятельства похищения Одри с целью вымогательства, но в ответ получит только молчание.

Много чего поймет про мафию этот светлобородый человек по имени Эрманно Санджорджи. Разберется в ее устройстве: в системе кланов, в капо, смотрящих каждый за своим районом, в солдатах и клятве верности… Структура, которая на протяжении почти ста лет останется неизменной, судя по признаниям «босса двух миров», Томмазо Бушетты, сделанным сначала судье Джованни Фальконе, во время секретного допроса, длившегося несколько месяцев, затем во время первого настоящего процесса против мафии, шедшего в общей сложности шесть лет, с 1986 по 1992 год. На мафии будет лежать вина за убийства того же Фальконе и Паоло Борселлино, его соратника, через четыре и шесть месяцев соответственно после окончания процесса.

Да, Эрманно Санджорджи много чего поймет про мафию.

Но доказательств будет ничтожно мало.

* * *

Март 1898 года замер в нерешительности и продвигается вперед неуверенными шажками, как ребенок. И в солнечные дни часто дует ледяной ветер, треплет сад в Оливуцце, раскачивая верхушки деревьев.

Из окна малого зала, что рядом со спальней, Франка смотрит на тени пальм и слушает шум листвы. Он напоминает ей плеск моря о борт яхты «Аэгуза» и круиз, который Иньяцио организовал прошлым летом по восточной части Средиземноморья. Воскрешает в памяти суровую красоту островов Эгейского моря, прозрачные воды турецкого берега. Тончайшее очарование Константинополя. Улочки Корфу, по которым она ходили и хохотала вместе с Джулией, а Джовануцца бежала за ними вприпрыжку в сопровождении няни. Ветер, в котором чувствовался аромат душицы и розмарина…

Она вздыхает, на сердце тяжело от воспоминаний. Как бы ей хотелось еще раз полюбоваться эгейскими закатами, выпить еще один бокал греческого «Никтери», «вина ночи», названного так из-за винограда, который собирают до зари. Почувствовать на себе руки Иньяцио, обнимающие только ее и больше никого.

Но она не может, не в том положении.

Поглаживает живот. До родов остается совсем немного.

Мать святая Анна, сделай так, чтобы родился мальчик. Эта молитва сопровождает ее с тех пор, как она узнала, что забеременела. Мальчик для дома Флорио, для меня. Для Иньяцио, который, может, перестанет тогда искать в других местах то, что я сама могу ему дать.

Потому что так оно и есть. Иньяцио продолжает коллекционировать женщин: лишь бы они были молоды и красивы, и не важно, дворянки они или проститутки. Чудо, что он не подхватил какую-нибудь болезнь: очевидно, он осторожен на сей счет.

С другой стороны, зачем из этого делать секрет, если в Палермо среди их знакомых нет верных друг другу супругов? И злясь и мучаясь одновременно, Франка вновь думает о том, чем с ней поделилась несколько недель назад Джулия, жена Ромуальдо Тригоны: у ее мужа уже есть постоянная любовница, и она решила, что не будет больше молча на это смотреть. Не важно, что подумают люди, она хочет жить так, как хочет она, то есть любить и быть счастливой.

И тем не менее люди всегда находят новый способ ранить друг друга.

Последний раз это произошло несколько дней назад. К счастью, пришла Маруцца…

Недавно у Франки появилась компаньонка, графиня Маруцца Бардесоно, женщина средних лет с острыми чертами лица и строгим видом. Она выросла в состоятельной семье, но со смертью брата осталась одна и без средств к существованию. Кто-то сказал Франке, что Маруцца ищет работу, и она встретилась с ней скорее из чувства долга, чем по необходимости. И была сражена ее изысканными манерами, образованностью, исходившей от нее уверенностью, и тут же предложила ей место. И пока ни разу об этом не пожалела.

В тот день Маруцца пришла в комнату к Франке вернуть ей ее томик «Амулета», последнего романа Нееры, писательницы,