выгнутый новый мост откроют лишь через неделю-две. Затем слоняюсь по вокзалу, заглядываю в очередное кафе и заказываю еще один американо – лучший выбор, чтобы пить неспешно. Меня посещает смутное желание сосчитать, сколько на вокзале платформ, но это остаточное, и я легко переключаюсь на другие мысли. Несколько раз напоминает о себе телефон; на экране всплывают лица и имена звонящих – Анната, Клаудио, Эньо. Я не отвечаю.

Потом я прогуливаюсь по западной части Каннареджо и ближайшим кварталам Санта-Кроче, захожу в разные кафе, сильно не удаляясь от Палаццо Кирецциа и каждый раз окидывая внутренним взором туманную неразбериху во дворце. Веду себя тихо. Как будто наблюдаю за прохожими, а на самом деле все глубже погружаюсь в собственное прошлое.

Когда я сижу в ресторанчике для туристов на Фондамента Веньер возле Понте-делле-Гулье [64], меня внезапно узнают! Я готовлюсь к худшему, однако местный житель всего лишь узнал мое тело – точнее, лицо, и спросил, почему я еще не на работе. Я смущенно что-то бормочу, ограничиваясь общими фразами и почти не поднимая глаз. Прежде чем уйти, мужчина мне подмигивает и хлопает по плечу. Должно быть, решает, что я дожидаюсь любовницу. Я залпом выпиваю чай с лимоном и ухожу. Кофе на сегодня достаточно.

Я перемещаюсь в другое кафе, на Рио-тера-де-ла-Маддалена. На этот раз заказываю спритц и пасту. Уставившись на порцию спагетти, впадаю в странное, похожее на транс, состояние: сперва задумываюсь, сколько отдельных макаронин в тарелке, затем – на сколько метров они протянутся, если сложить их друг за другом, и, наконец, понимаю, лениво наматывая на вилку бледные, мягкие трубочки, что своей запутанностью спагетти напоминают сюжеты и эпизоды моей жизни. Закрученная, головоломная, топологически извращенная карта моей реальности, свернувшись влажными петлями, лежит передо мной на тарелке: обрезанные, короткие макаронины – это жизни, которые я оборвал, а блестящие капли томатного соуса – закономерное кровавое дополнение.

Как же много жизней, не счесть… Сколько элизий и аббревиаций, сколько небрежных окончаний… Сколько моих собственных самопрерываний – кратких судеб, проведенных в чужих телах и разумах, которые я затем покидал, небрежно смахивая, как пыль с рукава… Каждая миссия – суицидальная, каждая транзиция – перемещение от жизни к смерти (и обратно к жизни, но главное все же – смерть).

Почти неосознанно я уплываю в свой личный кинотеатр прошлого. Вот я учусь ходить, сижу на маминых коленях, качаюсь на руках у папы, иду в школу, покидаю дом, поступаю в Университет практических навыков, завожу друзей, хожу на лекции, впервые встречаю миссис М., учусь, выпиваю, танцую, трахаюсь, сдаю экзамены, провожу каникулы дома, впервые занимаюсь любовью с миссис М., в последний раз занимаюсь любовью с миссис М., стою пьяный на балконе в Асферже и гляжу на раскинувшийся внизу Большой парк, гадая, куда она исчезла, почему бросила меня и не лучше ли взять и спрыгнуть, а затем просто падаю навзничь – слишком захмелевший, чтобы удержаться на ногах или даже заплакать. А вот я уже тренируюсь, чтобы стать сраным межпространственным ниндзя.

Я даже вижу, как попал туда, где в метафизическом плане нахожусь теперь, – если понимаете, о чем я; вижу, как и почему за последние несколько месяцев, недель, дней и даже часов усовершенствовались мои навыки, изменился я сам. Я всегда обладал талантами, схватывал на лету, трезво смотрел на вещи, да и генетически был предрасположен к тому, чтобы развить дар транзитора и сопутствующие ему способности до невиданных прежде высот. Требовался лишь начальный импульс. Впрочем, не такой уж я особенный: триллионы не менее одаренных умов на просторах бессчетного множества реальностей рождаются и умирают в безвестности – не замеченные, не предсказанные «Надзором».

А еще я вижу, что тяжелые и опасные миссии, которые мадам д'О. взваливала на меня сверхурочно, укрепили меня и закалили. Именно они побудили меня найти и развить таланты, о которых я прежде не догадывался. Теперь я четко выделяю в себе особые черты и допускаю, что подготовленная личность – условная малверхилл или д’ортолан – могла заметить их во мне еще много лет назад, стоило лишь взглянуть под верным углом.

Я возвращаюсь из забытья, когда официант – судя по всему, умышленно – задевает мой стул.

Освещение переменилось, остатки пасты остыли. Смотрю на часы. Пятнадцать минут пятого! Оставшись в этом теле, я опоздаю минимум на полчаса, даже если опрометью помчусь к Сан-Марко сквозь толпы туристов. Возможно, стоит свернуть направо, выйти к Гранд-каналу и поймать водное такси? Или же поступить умнее и вселиться в человека, который уже на площади? Закрыв глаза, я готовлюсь к перемещению в нужное тело.

Ничего не происходит.

Как же так? В чем дело?

Пытаюсь еще раз – опять ничего. Меня как будто вновь заблокировали. Я застрял в этом теле!

Вскочив, я бросаю на столик несколько банкнот, чтобы покрыть счет, и быстрым шагом направляюсь к Сан-Марко. На ходу достаю телефон – позвонить Эдриану, – попутно задаваясь вопросом: могу ли я, как раньше, чувствовать людей из «Надзора» на расстоянии или эта способность тоже меня покинула? Не до конца набрав номер, я резко останавливаюсь, поскольку понимаю: чутья я не утратил. А ощущаю вот что: в Палаццо Кирецциа произошла разительная перемена.

Нечто очень странное, неприятное появилось среди людей из «Надзора», собравшихся в здании и вокруг него. Нечто иное, диковинное и отнюдь не безобидное.

Кто это – или что?

В мозгу возникает тревожная догадка, что именно оно меня и блокирует. Когда я на него смотрю, оно с плотоядным интересом глядит в ответ.

Эдриан

– Алло! Кто это?

– Эд, это Фред! У нас назначена встреча.

– Ах да, Фред, конечно! Слушай, чувак, я уже еду, окей? Думал, пройду всю эту канитель в аэропорту и доберусь до города минут за сорок. Чуток не рассчитал. Ты уж прости – сам знаешь, как это бывает. Сейчас я уже в речном такси – или как там его. Лечу на всех парусах. Кэп говорит, что минут через десять-пятнадцать причалим. Лады?

– Хорошо. Только, Эдриан, попроси отвезти тебя к Риальто. Встретимся там. Не на площади Сан-Марко. Я тоже опаздываю, а к Риальто мы прибудем практически одновременно.

– Риальто, не Сан-Марко. Заметано. Это ведь мост, ага?

– Так и есть.

– Оки-доки! Увидимся там, дружище!

– Только коробочку никому не показывай.

– Что? А, точно. Окей.

– Поднимись как можно ближе к центру моста, на самый верх пешеходной зоны.

– Понял. Буду наверху посередине.

– Как ты одет?

– Голубые джинсы, белая рубашка и куртка… м-м-м… оранжеватая такая, или, скорее, бежевая. Из