Затем, когда аппаратура была настроена, император взял в руки указ и зачитал поистине беспрецедентное послание своим подданным. Его голос был высоким, напряженным и немного дрожал. Постепенно, по мере чтения, тембр голоса менялся, он стал звучать мягко и расслабленно. Все было закончено примерно за пять минут.

«Все прошло нормально?» — поинтересовался император. Инженеры посовещались, и Нагамото положительно оценил техническую сторону записи, однако отдельные слова звучали нечетко. Голос императора немного дрожал, но было бы неучтиво сказать это так прямо божеству. Хирохито обратился к Симомуре: «Мой голос звучал слишком низко, поэтому давайте попробуем еще раз». Его крайне беспокоила интонация.

Вторая запись прошла гладко. Но когда ее закончили, император обнаружил, что он сделал оговорку в одном месте, и поэтому он попросил записать все заново. В третий раз все, казалось, прошло нормально. Нагатомо засвидетельствовал, что запись была удовлетворительной. В то время как запись подходила к концу, В-29 сбросили зажигательные бомбы на Такасаки, город в 63 милях к северо-западу от Токио.

С помощью двух звукозаписывающих машин для каждой сделанной записи был изготовлен оригинал и копия. После третьей записи император сел в машину и уехал, не став дожидаться прослушивания диска А последней по времени записи. Нагатомо оценил качество записи как очень низкое и решил, что диск В будет использоваться для целей воспроизведения, а оригинал А — для радиопередачи.

Было 12:05 ночи 15 августа, когда император вернулся на своем черном лимузине во дворец.

Записи были аккуратно запакованы в хлопчатобумажные мешки и положены в контейнеры для кинопленки. Возник вопрос, где хранить записи до передачи, и камергеры предложили представителям Эн-эйч-кей забрать их с собой на радиостанцию.

В ответ на это было сказано, что на радиостанции держать их опасно. Упорство камергеров, вероятно, изменило ход истории, возможно спася десятки тысяч жизней. Наконец камергеры согласились взять под свою охрану диски, и их передали господину Такэю. Сотрудники радиостанции договорились приехать и забрать их в 11 часов дня. Такэй отдал записи камергеру Токугаве на хранение, и этот деловой аристократ спрятал их в комнате придворных дам императрицы, положив в надежное место на книжную полку и прикрыв к тому же книгами.

Затем Токугава пошел в комнату адъютантов, где всегда находились дежурные. Он услышал сирены воздушной тревоги и спросил дежурного офицера, какова ситуация. Цели бомбардировки, как он узнал, были вне Токио. Офицер также сказал, что император ушел в свои покои в 12:50. Токугава оставил вместо себя камергеров Тоду и Мицуи и пошел спать. В 1:30 ночи он уснул. Его сон был краток; кошмар начался, когда он проснулся.

Глава 19. «Тигры» наносят удар

Дистанцию между предателем и патриотом часто невозможно измерить. Вчерашний предатель часто становится сегодняшним патриотом. О патриотизме победителей судят с позиций их успешности. Если патриоты не достигли своих целей, как бы ни близка была их победа, их поражение поставит их на последнее место в истории страны.

Дистанция между Вашингтоном как героем и предателем была отмечена не только кровавыми сражениями с врагами и противостоянием с конгрессом. Ее можно понять, только приняв во внимание много привходящих факторов, начиная от Георга III, его парламента и армии и заканчивая интригами его генералов и такими фундаментальными вещами, как материальное обеспечение войск и численность солдат противостоявших сторон.

Даже если все это и верно, результат будет неадекватным. Трудно определить момент, когда произошла метаморфоза, когда во время американской революции колонии начали побеждать, а британские вооруженные силы терпеть поражение. Герой Вашингтон был плодом победы.

Наша цель — не сравнивать японцев, таких как Анами и Хатанака, с Вашингтоном и Гамильтоном, тем более Америку 1781 года с Японией 1945 года. Довольно трудно представить себе нравы и систему моральных ценностей, господствовавших в императорской Японии в момент ее краха, которые настолько отличны от представлений западного человека и даже японцев следующего поколения. Но мы можем заявить, что люди, потерпевшие поражение и препятствовавшие мирному урегулированию, были, как-никак, патриотами. Их патриотизм находил выражение в формах, характерных для японцев на протяжении столетий, но более соответствовавших феодальным временам Японии, нежели XX веку.

Потерпев досадную неудачу у генерала Танаки, командующего Армией Восточного округа, майор Хатанака поторопился в военное министерство. Был полдень 14 августа. Он поделился своими мыслями с другими «молодыми тиграми»: своим сотрудником подполковником Дзиро Сиидзаки и двумя штабными офицерами дивизии Императорской гвардии — майором Садакити Исихарой и майором Хидэмасой Когой. Все согласились, что еще можно поднять армию на последнюю решительную битву с врагом, если помешать передать по радио обращение императора.

Для того чтобы достичь этого, они изолируют императора от внешнего мира и остановят передачу в эфире. Это было очень важным делом, поскольку, если по радио услышат слова императора, что будет равносильно его приказу, будет уже невозможным заставить армию выступить против его воли. Поэтому Хатанака и его товарищи планировали задействовать ночью императорских гвардейцев для захвата дворца и его ценного обитателя и одновременно штаб- квартиры Японской радиовещательной компании на Радио Токио.

Они прекрасно понимали, что шансы складывались не в их пользу, но ставки были просто астрономическими. Если им удастся это осуществить, то Япония продолжит воевать до победы или до финальной битвы с врагом. Если они потерпят неудачу, их жизни будут принесены на алтарь отечества и нация признает их героизм и отдаст им почести. Чего же большего мог просить патриот?

Около 4 часов дня 14 августа Хатанака навестил подполковника Иду, который никуда не выходил из своего кабинета с той минуты, как он осознал, какую славу принесет ему самоубийство. Теперь Хатанака предложил ему подняться на крышу министерского здания подышать свежим воздухом и поговорить. Глядя на руины столицы, начиная от храма Ясукуни до серых гранитных стен императорского дворца, Хатанака задал вопрос Иде, что он собирается делать дальше. Подобно новообращенному, полковник с жаром ответил, что у него есть идея — необходимо, чтобы все работники военного министерства и офицеры Генерального штаба совершили самоубийство во искупление понесенного поражения.

Глубоко пораженный этим предложением, майор задумчиво произнес: «Харакири всех офицеров будет „самым замечательным концом императорской армии“, как вы говорите. Возможно, это наилучший выход. Но я думаю, что легче предложить, чем сделать. Я сомневаюсь, что у всех офицеров будет достаточно решимости исполнить такое намерение в последний момент».

«Будет достаточно, — ответил Ида, — если десять или двадцать добровольцев, если не все штабные