случаев этой болезни и поняли, что ожидало их, если бы лечение не было начато своевременно.

Был выявлен один случай рака желудка, пациента также направили для лечения в Нальчик, но его судьба Алёшкину осталась неизвестной.

Ну и, конечно, самым любимым и самым главным, что Борис считал в своей работе, оставалась хирургия. До открытия хирургического отделения Алёшкин приспособил для производства простейших операций свой маленький процедурный кабинет. Инструментарием, с учётом того, что Борис приобрёл в Москве, он был обеспечен в достаточной мере, но все операции (чистые и гнойные) ему приходилось делать в этой крошечной процедурной. Не хватило смелости проводить в ней полостные операции, но и без того работы было хоть отбавляй, ведь на долю врача участка, помимо всяких абсцессов, панарициев, маститов и тому подобных заболеваний, приходилось и большое количество травм, всевозможных резаных и рваных ран, ушибов, вывихов и переломов. Большинство этих травм ранее отправлялись в Майское или Муртазово. Из-за отсутствия транспорта пострадавшие, как правило, получали помощь с опозданием, что приводило к значительным осложнениям. Из-за этого такие травмы часто лечились домашними средствами, которые иногда приводили к тяжелейшим последствиям.

Главным специалистом по переломам и вывихам в Александровке был признан старик Евсей, работавший сторожем колхозного сада. К нему для вправления костей иногда приезжали даже из Майского. На первых порах он составлял серьёзную конкуренцию Алёшкину, но уже через два-три месяца после того, как Борис успешно вылечил открытый перелом большеберцовой кости у одного тракториста, слава деда Евсея пошла на убыль, и пострадавшие стали активнее обращаться к доктору.

Из этого периода времени Борису запомнился один особенно трагический случай. Однажды вечером в начале апреля, в субботу, Борис и Катя собрались идти в заводской клуб — привезли какую-то новую картину. Дети были выкупаны, накормлены и чинно сидели на крылечке. Эла читала вслух «Сказку о царе Салтане» Пушкина, а младшие, подперев кулачками щёчки, были целиком поглощены описываемыми событиями и, глядя на сестру блестящими глазёнками, временами вскрикивали от возмущения и испуга, иногда хлопали от восторга в ладоши и раскатисто хохотали. Нюра сидела возле них и тоже была увлечена сказкой. Поцеловав ребятишек, Катя сказала:

— Пошли, Борис, хоть один вечер побудем вместе, а то за последнее время я тебя и видеть перестала. Отвыкну ещё, пожалуй, — улыбнулась она.

— Так я тебе и дам отвыкнуть! — возмутился супруг. — Только попробуй!

С этой шутливой пикировкой они спустились во двор. В этот момент открылась калитка, и в ней показалась запыхавшаяся испуганная санитарка:

— Ой, Борис Яковлевич, идите скорей в больницу! Там раненую девчонку привезли, вся голова в крови. Они её дома полотенцем обмотали, так оно всё промокло…

Борис взглянул на жену и, разведя руками, сказал:

— Ну, видишь, Катя, ничего не поделаешь, надо идти в больницу. Посмотрю, что там такое, перевяжу и приду в клуб. Ты пока иди одна. Предупреди контролёра, что я подойду.

Катя нахмурилась, но, понимая, что её Борька иначе поступить не может, ответила:

— Одна я не пойду. Пойдём вместе в больницу, ты окажешь больной помощь, и оттуда отправимся в клуб. Времени ещё достаточно, не опоздаем.

Весь этот разговор происходил уже по пути в больницу, куда Алёшкин и его жена шли быстрыми шагами, почти бежали. Санитарку Борис отправил за медсестрой Нюсей, которая, кроме дежурства по больнице, исполняла обязанности и операционной сестры. Делала эту работу она с охотой и становилась для хирурга всё более полезной помощницей. Нюся довольно быстро усвоила действия сестры во время операции, хорошо выучила названия инструментов и, хотя ещё самостоятельно не могла предугадать, какой из них понадобится в данный момент, но по просьбе врача быстро разыскивала нужное на инструментальном столике и правильным образом подавала в протянутую хирургом руку.

Придя в больницу и надев халат, Борис зашёл в женскую палату, где временно положили пострадавшую. На веранде сидели её родители, которые успели рассказать появившемуся врачу, что произошло с их дочкой. Они были на кухне, а дети — Юля 15 лет и Коля 12 лет — сидели в комнате. То ли ребята поссорились, то ли играли во что-нибудь, но только Коля внезапно схватил висевшее на стене охотничье ружьё и, направив его на сестру, крикнул:

— А вот я тебя сейчас застрелю!

Услышав этот возглас, отец бросился в комнату, но было уже поздно. Мальчик нажал на спусковой крючок, и ружьё, заряженное дробью, выстрелило. Дуло было направлено в сторону девочки, расстояние до неё — несколько шагов. После выстрела она упала, из её лица хлынула кровь. Испугавшийся мальчишка бросил ружьё и с криком выскочил на улицу. Вбежавший отец, увидев, что из левой половины лица дочери хлещет кровь, схватил висевшее на спинке кровати полотенце, обмотал им голову находившейся без сознания девочки, схватил её на руки и побежал в больницу, до которой идти было минут 10–15.

Дежурная медсестра, увидев окровавленную, бессильно свесившуюся голову девочки и кровь, продолжавшую сочиться из-под полотенца и тяжёлыми каплями падавшую вниз, велела положить пострадавшую на кровать и послала санитарку за Алёшкиным. Сама, не рискуя разматывать полотенце, положила сверху грелку, наполненную холодной водой.

Когда Борис вошёл в палату и увидел посиневшие пальцы рук девочки, понял, что произошло очень сильное кровотечение и, видимо, ранение было более серьёзным, чем полагал отец. Все ещё не снимая полотенца, хирург вместе с палатной сестрой перенёс раненую в перевязочно-операционную комнату и уложил её на перевязочный стол. Сняв с головы ребёнка полотенце, Борис увидел страшную картину. Весь заряд дроби угодил в левую половину лица девочки, был выбит глаз, вырвана щека. Часть кожи этой половины лица висела вокруг рваными лохмотьями, а сгустки крови, заполнявшие всю рану, видимо, закрывали носоглотку — она дышала с большим трудом. При виде этой раны у медсестры закружилась голова, на её помощь рассчитывать было нельзя. Нюся ещё не пришла, а раненая нуждалась в немедленном лечении. Нужно было обследовать рану, обработать её, остановить кровотечение и, конечно, хорошо было бы перелить кровь. О том, чтобы девочку куда-либо отправлять, не могло быть и речи.

Борис выслал из перевязочной еле державшуюся на ногах медсестру и, увидев на веранде Катю, крикнул:

— Надевай халат, иди сюда, будешь мне помогать, пока Нюся не придёт! А вы пошлите кого-нибудь за завхозом, быстрее!

К счастью, за прошедшее время в больнице уже привыкли к внезапному появлению больных с травмами, и поэтому в перевязочной были всегда наготове и стерильный материал, и инструмент. К тому времени, когда туда зашла Катя, Борис, вымыв руки, успел открыть бикс, стерилизатор и, расстелив стерильную