— Он сошел с ума? — прорычал Изгримнур.

— Понятия не имею, — ответила Мириамель и принялась подталкивать Чаристру к лодке, которая тихонько покачивалась у причала.

Когда хозяйка гостиницы начала сопротивляться, Камарис поднял ее на руки, как отец маленькую дочь, перенес в лодку и посадил на скамью рядом с собой. Женщина замолчала, по ее щеке скатилась слеза, и Мириамель невольно ее пожалела.

Через мгновение появился Кадрах, который рысью бежал к причалу. Ему помогли забраться в лодку, и наконец они отошли от берега и направились к центру канала.

Мириамель помогла монаху сесть на скамейку.

— Что ты там делал?

Кадрах немного отдышался и аккуратно положил молоток к другим инструментам.

— Там была еще одна лодка. Я позаботился о том, чтобы у них ушло гораздо больше времени на ее ремонт, чем у нас. А без лодки они не смогут нас преследовать в Кванитупуле.

— Ты молодец, — сказал Изгримнур. — Впрочем, они найдут лодку достаточно быстро.

Тиамак махнул рукой.

— Смотрите. — Дюжина мужчин в синих плащах и шлемах шли по деревянному причалу к «Чаше Пелиппы».

— Сначала они постучат, — негромко сказал Кадрах. — Потом распахнут дверь. Но очень скоро поймут, что мы сделали, и начнут искать лодку.

— Значит, нам нужно воспользоваться нашим преимуществом. Гребите! — Изгримнур взялся за одно из весел, Камарис — за другое, и небольшая лодка устремилась вперед.

Сидевшая на носу Мириамель оглянулась на быстро уменьшавшийся постоялый двор. У входа суетились похожие на муравьев люди, и ей показалось, что она видит, как блестят на солнце золотые волосы. Она вздрогнула, перевела взгляд на воду и обратилась к Божьей Матери с мольбой о том, чтобы больше никогда не видеть Аспитиса.

— Тут совсем недалеко. — Косоглазый риммер посмотрел на частокол из сосен с такой любовью, словно увидел знакомую улицу. — Там вы сможете поесть и отдохнуть.

— Спасибо, Дипнир, — сказал Изорн. — Это хорошо. — Он мог бы сказать и больше, но Эолейр перехватил уздечку его лошади и заставил ее замедлить шаг.

Казалось, Дипнир ничего не заметил и позволил собственной лошади уйти вперед, а вскоре превратился в серую тень в лесном сумраке.

— Ты уверен, что ему можно верить, Изорн? — спросил граф Над-Муллаха. — Если нет, нам следует потребовать от него доказательств, пока мы не попали в засаду.

Изорн нахмурил широкий лоб.

— Он из Скогги. Тамошний народ сохраняет верность моему отцу.

— Это он так говорит, и они были верны твоему отцу. — Эолейр покачал головой, поражаясь тому, что сын герцога может быть таким наивным.

Тем не менее он не мог не восхищаться добросердечием Изорна.

Всякого, кто способен сохранить себя посреди этого ужаса, следует беречь, — подумал граф и почувствовал ответственность среди прочего и за себя, которая заставила его сомневаться в искренности Дипнира, несмотря на риск обидеть сына герцога Изгримнура.

Изорн улыбнулся в ответ на его тревогу.

— Он знает правильных людей, — ответил Изорн. — В любом случае тебе не кажется, что это слишком мудреный способ устроить ловушку для полудюжины человек? Будь он приспешником Скали, нас бы атаковала сотня людей из Кальдскрика.

Эолейр нахмурился.

— Вовсе нет, если он разведчик, который хочет заработать шпоры, заманив в ловушку врага. Ладно, хватит спорить. Но я буду держать свой меч наготове.

Молодой риммер рассмеялся.

— Я тоже, граф Эолейр. Ты забыл, что я провел большую часть детства с Эйнскалдиром, да упокоит Эйдон его душу, — самым недоверчивым из когда-либо живших людей.

Эрнистириец не удержался и рассмеялся в ответ. Нетерпение и горячий нрав Эйнскалдира больше подходили старым языческим богам Риммерсгарда, переменчивым, как погода, и жестким, точно горы Вестивегг.

Эолейр, Изорн и четверо тритингов, отправленных с ними Хотвигом, путешествовали вместе уже несколько недель. Люди Хотвига вели себя дружелюбно, но цивилизованные земли восточного Эркинланда — с домами и обработанными полями, хотя они оставались ненаселенными, — вызывали у них некоторое смущение. По мере того как дорога уводила их все дальше от лугов и равнин, где они родились, тритинги становились все более мрачными, разговаривали между собой только на своем гортанном языке, а по вечерам сидели вокруг костра и пели песни своей родины. В результате Эолейр и Изорн большую часть времени проводили вместе.

К своему облегчению, граф обнаружил, что светловолосый, похожий на медведя сын герцога совсем не так прост, как ему показалось сначала. Не вызывало сомнений, что он был очень храбрым человеком, но заметно отличался от множества других смелых воинов — они показывали свою отвагу прежде всего на глазах у других. А молодой Изорн не знал страха и поступал так, а не иначе, просто потому, что считал это правильным. Впрочем, слабости у него также имелись. Мрачная история плена у черных риммеров, пытки, которым подвергались он и его товарищи, а также тяжкие воспоминания о посещении бледнокожих бессмертных все еще оказывали на него сильное влияние. Однако Эолейр, обладавший немалым опытом в подобных делах, не сомневался, что любой другой перенес бы выпавшие на долю Изорна испытания намного хуже. А Изорн считал, что пережил ужасное время, — но оно закончилось, и все тут.

Маленький отряд пересекал жутковатые пустые пространства долины Асу, скакал мимо границ леса Альдхорт, по широкой дуге огибая заснеженный Эрчестер и Хейхолт. Кроме того, Эолейр не мог не вспоминать высокий Систерборг, и граф Над-Муллаха все больше проникался уважением к молодому риммеру, который так же сильно любил отца и мать, как и свой народ, не отделяя одно от другого. И все же Эолейра утомили последние события, его тошнило от ужасов начавшейся войны, и он уже начал сомневаться, что когда-то был молодым, как Изорн.

— Мы почти на месте. — Голос Дипнира заставил Эолейра вернуться на темную лесную тропу.

— Я очень надеюсь, что у них найдется, чем промочить горло, — с улыбкой сказал Изорн, — и выпивки хватит на всех.

Когда Эолейр открыл рот, чтобы ответить, из темноты послышался голос:

— Стоять! Стоять на месте!

Вестерлинг с сильным акцентом риммеров. Изорн и Эолейр остановили лошадей. Ехавшие позади тритинги ловко придержали послушных скакунов, но Эолейр услышал, как они перешептываются между собой.

— Это я, — ответил проводник, повернув бородатое лицо, чтобы часовой смог его разглядеть. — Дипнир. Я привез союзников.

— Дипнир? — В вопросе Эолейр уловил сомнение.

Затем последовало несколько предложений на языке риммеров. Изорн слушал очень внимательно.

— Что они обсуждают? — прошептал Эолейр. — Я перестаю понимать, когда они начинают говорить так быстро.

— То, что и следовало ожидать, — ответил Изорн. — Дипнир отсутствовал несколько дней, и они спрашивают о причине. Он рассказывает, что случилось с его лошадью.

Эолейр