Шрифт:
Закладка:
— Уж кто бы говорил! Сама не знаешь, что тебе надо.
— Э нет, дружок! Я-то знаю, потому что мне плевать на все твои принципы. Достаточно покопаться в твоей душе, чтобы понять, что она в хлам. Он мне нравится. Я бы на твоем месте рискнула…
— Чем?
— Всем. Я была там. Видела, как рождаются его крылья. Вот только ты, видимо, ничего не понял. Не его плоть рвалась. Твоя душа. Все, что ты видел, это то, что происходит с тобой. Не с ним. И скальпель не пригодился. Ты бы мог помочь себе, но не захотел. Вспомни свою любимую фразу из сериала. И хотя там речь о писателе, это относится к любому творцу. И ты рвешь свою душу, все вокруг заливая кровью.
— Ты жестока.
— Разве ты не узнаешь в этом кого-то, тебе до боли знакомого? Себя самого? Рой, я смотрю на него твоими глазами, чувствую твоими пальцами, целую твоими губами. Поверь, я знаю, о чем говорю. Мне неведома твоя судьба. Я не знаю, что будет дальше. Живи сейчас. Помни, даже, если все отвернутся от тебя, даже на плахе, в горе и радости я не покину тебя. Помни одно, я — суть ты сам. Тебе хорошо, и мне вместе с тобой. Тебе плохо, и я в депрессии.
— Рой, — услышав голос Ольги, Маккена вздрогнул. — С вами все в порядке?
— А? Что?
— Вы уже минут десять сами с собой разговариваете.
— И что говорю?
— Я не прислушивалась, но, кажется, вы чем-то очень расстроены.
— Так, ерунда. Дурные мысли. Я сейчас уеду по делам. Энди проснется, не забудьте про его сок. Не будите, пусть выспится. Я, как вы говорите, опять мучил его всю ночь, и он, как мне показалось, не сильно был против.
На лице Роя образовалось выражение, расположенное где-то между улыбкой, усмешкой и издевкой. Во всяком случае, лоснящийся отсвет скользнул и тут же исчез. Ольга не ответила, взглянув на него как-то между укором, обреченностью и сожалением. Слова были излишни, они и так поняли друг друга.
Энди проснулся, выяснил, что Роя нет, вслед этому понял, что настроения тоже нет. Ольга объяснила, что Маккена уехал узнавать по поводу каких-то потерянных документов и когда вернется не объявлял. Парень взгромоздился на шест, но вскоре стек оттуда, не обнаружив в себе энтузиазма, зато сполна одолевали какие-то сомнения. Природа их была неясна, как и предпосылки. Он тоже долго мок в душе, надеясь, видимо, что настроение снизойдет на него вместе с потоками воды. Не снизошло. Энди набрал номер Роя. Телефон зазвонил где-то в студии. Отлично! Телефон Стива не зазвонил, но последовали электронные объяснения, что номер «из темпорари блокт». Для современного человека это почти катастрофа и следующий за ней паралич координации. Получалось, что найти их не представляется возможным, пока один не вернется, а другой не выйдет из этого темпорарийного блокта. В наличии оставался старый дедов способ, а именно искать вслепую, полагаясь на удачу. Решив, что в этом что-то есть, парень оделся и поехал в клуб. Ему было как-то не так. Не по себе.
Он прошел через весь зал, кивнул уборщице кореянке и поднялся к Стиву в кабинет. Открыть дверь без стука, считая, что имеешь на это право или от недостатка воспитания, не имеет значения, потому что в любом случае происходит это неожиданно. И что самое отвратительное, неожиданно для всех по разные стороны этой самой проклятущей двери. Рой занимался ЭТИМ со Стивом, а Энди судорожно пытался понять, что сейчас лучше сделать. Рой не остановился ни на мгновение, Стив, по ходу дела, успел сказать что-то ругательное, а Энди решил, что самое время провалиться сквозь пол. Парень бы ушел, но силы гравитации, центробежные силы или силы давления находящегося в статичном положении тела на единицу поверхности, плюс вмешавшаяся сила инерции покоя, видно, не смогли разобраться между собой и до выяснения пригвоздили мальчишку к месту. Между Стивом и Роем все шло по накатанным физическим законам. Сила трения скольжения и трения, назовем ее, качАния работали слаженно и гармонично. Парень улыбнулся и… в общем, он остался стоять до конца. Наконец все рычаги, углы, силы и веса вошли в консенсус, преобразовавшись в силу удовольствия блаженства. К Энди вернулись мысли, и он произнес:
— Черт возьми! Классно!
В ответ Маккена лишь повел бровью, а Шону даже удалось слегка смутиться.
— На этой оптимистической ноте я, пожалуй, что-нибудь бы выпил, — странно произнес парень, отступая назад.
— Закажи и нам, — так же странно попросил Стив.
Энди шел к бару, собирая по дороге растерянные мысли. Оказалось, они разбросаны повсюду. Почему-то ему даже было приятно, но вкрапления досады одергивали. Он ревновал. Кого к кому? Он знал, как ЭТО делает каждый из них. Каждый из них знал, как ЭТО делает он. Треугольник наконец стал равнобедренным, но сумма углов никак не желала равняться ста восьмидесяти градусам. Парадокс? Да. Очевидный.
День прошел размыто, неопределенно, если не сказать бесцельно. Энди вошел в какой-то кризис, сопровождаемый раздражительностью. Его состояние навешивалось на толпящиеся мысли, оседая вместе с ними тяжелыми хлопьями. Вернувшись из тренажерного зала, он даже отпустил Ольгу домой. Ему хотелось уединения. Вместо уединения он нашел одиночество и принялся себя жалеть. Это было парню не свойственно, и какое-то время даже развлекало, но когда Рой не приехал к обеду, перетекло в форму навязчивости. Мальчишка занялся копанием в самом себе. Раскопки выдали неожиданный результат. Он обнаружил кучу бездонных дыр, куда поочередно и проваливался. Разложив себя на две стопки, он понял, что недостатки сильно перевешивают достоинства. Подводя итог, Энди пришел к выводу, что присутствие отсутствия отношений - исключительно его собственная заслуга. Ну, как говорится, ни кожи, ни рожи, ни ума, ни фантазии. Вывод последовал незамедлительно. Готовит он так себе, трахается неважно, танцует еще хуже. Кроме того, он хромает и спит по полдня. Короче, не справляется ни с чем. Маккена со свойственной ему щедростью вкладывает в него деньги, видимо, не совсем уяснив, зачем делает это. Шон тоже вкладывает в него силы, наивно полагая, что слепой в конце концов различит семь оттенков терракотового. Получалось, что Рой и Стив подобрали на помойке блохастого щенка, накормили, отмыли, протравили глистов и теперь умиляются, когда он делает лужу на ковре, правда, при этом виновато прижимая уши. А сегодня щенок просочился в спальню, оставив на покрывале дымящуюся пирамиду. Однако он верен хозяину, ведь тот кормит с руки, и в ответ готов вылизывать ему ноги.
Энди настолько плотно был набит размышлениями, что не заметил, как начало темнеть. Сумерки чуть сгладили острые углы его мыслей, выдвинув на первый план окончательный итог. Все бесполезно. И бесполезно настолько, что бесполезно думать, насколько это бесполезно. Щелчок двери спугнул мысли, и они, как стайка рыбешек, рассыпались и попрятались куда-то. Мгновенно.
— Рой! — Энди улыбнулся.
— А ты что сидишь впотьмах?
Маккена обнял его, прижимая к обсыпанному снегом пальто.
— Фу, холодный какой!
— Так согрей, иначе я простужусь.
Парень обвил Маккену руками.
— Что такое, детка? — спросил Рой, заглядывая мальчишке в глаза. — О-о-о! Мыслительная усталость.
— Я думал…
— Хреновое начало. И?
— Я подумал…
— Это я уже слышал.
— Зачем ты все это делаешь?
— Что делаю?
— Все?!
— Прости. Вопрос несколько совсем некорректный.
— Зачем я тебе?
— Ага. Уже яснее.
Рой задумался.
— Вот видишь, — начал Энди.
— Да нет! Пока не вижу.
— Ты думаешь, значит, не знаешь.
— Я действительно не знаю.
Парень сник.
— А ты все, что делаешь, знаешь? Или что-то из этого ты хочешь? Что-то тебе нужно? Что-то просто используешь?
— К какой категории отношусь я?
— Э-э-э, друг мой, это уже попахивает философией.
— Ответь мне.
— Видимо, дитя вошло в противоречия переходного возраста. Что ж, изволь. Я использую то, что хочу, и то, что мне нужно…
— Тогда где здесь я?!
— Бог мой! — Рой всплеснул руками. — Везде! Неужели ты думаешь, что если бы я не хотел, и мне было бы не нужно, ты был бы сейчас здесь?!
— Я запутался.
— Это свойственно твоему возрасту. Попробую помочь. Видимо, вчера я недостаточно ясно тебе все объяснил. Я хочу, чтобы ты был. Все!
Рой старался изо всех сил, но отдачи от Энди не было. Он не отвечал на ласку, лишь номинально выражая ответные чувства. Как только Маккена замирал, мальчишка тут же отъезжал, погружаясь в свои мысли, продолжая сидеть в кресле, скрестив ноги.
— Не понимаю, в конце концов, что происходит?! —