Шрифт:
Закладка:
— Просветова Анна Николаевна, — ректор нарушает молчание, строго произнося моё имя. Я сразу же вздрагиваю и поворачиваюсь к нему. — Студентка первого курса юридического факультета, бюджет, общий балл четыре целых восемь десятых. И как так получилось, Анна Николаевна, — Иван Андреевич бросает на меня осуждающий взор поверх своих очков, — что вы решили поучаствовать в драке?
Сцепив пальцы и зажав их между коленями, пытаюсь объясниться:
— Я не хотела. Просто… — неожиданно самой для себя я замолкаю.
Просто что? Что сейчас я должна сказать, чтобы сменить гнев ректора на милость? Что придумать? Какой должна быть моя история, дабы оправдать меня? Тем более я не знаю, что скажет или уже рассказала сама Петрова и её друзья. Да и хочу ли я оправдываться? Вздыхаю и опускаю взгляд в пол.
— Иван Андреевич, я расскажу вам всю правду.
— Буду признателен, — чеканит он.
И я выдаю всё как есть. От самого первого дня нашего знакомства с Полиной. Не скрываю весь свой позор и не умалчиваю о том, как голой попала в мужскую раздевалку. Кто-то сказал бы, что я сексот, ябеда, обиженка. Но мне плевать. Да, я переживаю о последствиях своего поступка, но не испытываю стыд за то, что несколько раз заехала Полине по лицу. Я хочу, чтобы Иван Андреевич понял, что в тот вечер я не могла по-другому…
Ректор, не перебивая, слушает меня.
— Я сама считаю, что агрессия порождает лишь агрессию, только Полина перешла все границы. Я тоже ведь не железная. Возможно, я сама её спровоцировала, дав ту пощёчину. А потом просто пришлось от Полины защищаться, — подытоживаю я и наконец решаюсь посмотреть на Ивана Андреевича.
Он облокотился на стол и задумчиво вертит в руках очки.
— Тебе и дальше придётся от неё защищаться. И не только тебе. Сегодня здесь была её мать. Они, оказывается, уже и побои сняли.
Я кусаю губы, а зажатые между коленями ладони леденеют.
— Побои? — переспрашиваю под тяжёлый стук сердца.
— Разговор с матерью Петровой был сложным. Тем более все, кого я поймал тогда в коридоре, утверждают, что ты первой кинулась на Полину. Ну, — ректор делает паузу, — кроме Горина. Неожиданно он встал на твою сторону. Но его слово против показаний других…
Меня бросает в жар. Лицо горит, да и в груди тоже. И, видимо, Иван Андреевич это замечает.
— Не моё дело, конечно, но вас, Аня, что-то связывает с Тимуром? — ректор многозначительно приподнимает брови.
— Мы… — прочищаю горло, — дружим.
— Горин — не самый лучший вариант для дружбы. Тем более в вашем положении.
Я непонимающе хлопаю ресницами, а Иван Андреевич откладывает очки на стол. Трёт пальцами виски, поправляет галстук, как-то слишком тяжело переводит дыхание и только потом решает продолжать:
— Аня, мне приходилось не раз разнимать драки. Только вот все они были спровоцированы парнями. А вот женских драк ещё не было. Тем более когда один из участников имеет в родственниках весьма уважаемого чиновника, — с намёком понижает голос. — Дед Полины Петровой — очень уважаемый и высокопоставленный человек. Её семья прямо заявила, что собирается устроить нашей академии проблемы, если…
— Так вы расскажите о Полине правду, — перебиваю я ректора. — Всё, что рассказала я.
— Не в этом дело, — Иван Андреевич почему-то отводит от меня взгляд. — Мишин показал мне видео, как ты первой бьёшь Полину в том туалете.
Огорошенно внимаю услышанному. Видео? Значит, нас там снимали?
— Я и не скрываю этого. Мне пришлось. Я защищалась. Поговорите с нашей группой. Они же могут рассказать, что я не раз подвергалась нападкам Полины, — смотрю на ректора с надеждой и даже подаюсь чуть вперёд. Перестаю сжимать коленями ладони и хватаюсь за подлокотники.
— Разбирательства никого не интересуют. Там своя правда. Ты просто не с теми ребятами тот вечер решила провести. У Красно мать в министерстве образования, у Мишина родной дядя в администрации губернатора работает. А Горину-старшему наша академия в ноги должна кланяться . Так что…
Я судорожно сглатываю и обессиленно горблюсь на стуле. Ректору не хватает только одной фразы: что это дети каких-то шишек, а я просто Аня Просветова. Без роду и племени.
— У меня серьёзные неприятности, да? — спрашиваю уже прямо.
Иван Андреевич опять берёт в руки свои очки. То разводит их тонкие дужки, то снова сводит.
— Ну, приятностью эту ситуацию не назовёшь. Но на самом деле всё не так и ужасно.
Головой я понимаю, куда сейчас будет клонить ректор. Правда, слушать это не хочется. Но есть ли у меня выбор? Во рту сохнет, в горле уже противно и даже болезненно першит, а пальцы сильнее сжимают подлокотники.
— Иван Андреевич, что от меня теперь хочет Петрова?
***
Из кабинета ректора я выхожу как пыльным мешком ударенная. Пара уже закончилась, и коридоры заполнились студентами, голоса которых слышу так, словно нахожусь под толщей воды.
Держу в руках пальто, вызволенное из гардероба уже на автомате, и ветровку и просто плыву в этом глухом шуме.
Где-то в глубине себя я понимаю, что нужно было готовиться к этому с того самого момента, когда моя ладонь оставила след на щеке Полины.
Но новости от Ивана Андреевича ещё не уложились в моей голове. Сейчас я только и думаю, что на парковке у академии меня ждёт Тимур. И чем дальше от моей спины оказывается дверь кабинета ректора, тем быстрее становится мой шаг.
Из самой академии я буквально выбегаю, не накинув на плечи ни ветровку, ни пальто, наплевав на прохладный, моросящий дождь. Шлёпаю кроссовками по лужам и не обращаю внимания на вибрирующий в заднем кармане джинсов телефон.
В том, что это звонит мне не Тимур, я уверена. Я ведь вижу его на противоположной стороне улиц, через железные прутья ворот. Скрестив руки и накинув капюшон ветровки, он сидит на капоте своей машины и занят явно не тем, что набирает в данный момент мой номер. А другие звонки для меня сейчас и не важны. Мама. Соня. Папа Римский.
Я бегу к Тиму. Он замечает моё приближение. Поднимается на ноги, а меня будто бы кто-то в спину подталкивает.
Если сегодня утром я ещё боялась представить, что могу хоть как-то проявить чувства к Тимуру при посторонних, то сейчас
