Шрифт:
Закладка:
Звуки горнов превратились в гул у нас за спинами. Их заглушали крики людей и топот копыт. Эмель крепко сжала луку, склонила голову и бесстрашно прижала ноги к бокам лошади.
Когда мы приблизились к окраине города, я понял, что увидели стражники во дворце, потому что почувствовал запах.
И меня охватил ужас, который я так давно не испытывал — пожар во дворце. Теперь горел Алмулихи. Улица впереди была затянута дымом. Прижав к себе Эмель, я начал подгонять лошадь.
Повернув на задымленную улицу, полностью охваченную пламенем, я натянул поводья. Оранжевые языки лизали стены магазинов и домов. Одни люди убегали, других тащили прочь, не давая им собрать вещи.
При виде этого хаоса кобыла встала на дыбы. Мы спешились, и я заметил молодую женщину, которая, как завороженная, в ужасе наблюдала за разрушением.
Отдав ей поводья, я сказал:
— Отведи её во дворец и получишь шесть дха.
Она перевела взгляд с меня на Эмель, а затем на огонь за нашими спинами, и решила, что деньги стоят того, чтобы пропустить представление. Кивнув, она увела кобылу прочь.
Канал находился теперь позади нас, и люди уже набирали оттуда воду, чтобы потушить пламя.
Эмель двинулась в сторону горевшей улицы.
— Куда ты?
— Фироз, — сказала она. — И Кахина. Все её карты…
Кахина? Я снова оглядел улицу.
Я понял, что мы оказались в байтахире. С этого ракурса она выглядела иначе. Она выглядела иначе без людей, толпившихся на её улицах. Она выглядела иначе, объятая пламенем.
Последовав за Эмель, я сказал:
— Где он?
Прежде, чем она успела ответить, позади нас по улице понеслась вода, чуть не сбив меня с ног. Сначала она едва закрывала наши ступни, затем дошла до щиколоток, до икр. Боги, что произошло?
— Она поднимается! — сказала Эмель с ужасом, громко звенящим в её голосе.
Позади нас канал вышел из берегов и устремился вниз по улице. Но только по улице байтахиры. Несколько других улиц, что попались на пути воды, разрушились до основания и потекли вместе с потоком.
Эмель сжала мою руку, и мы начали пробираться вперёд по воде.
— В сторону! — прогремел голос, и на меня нахлынуло понимание, подобно воде на улице.
Эдала.
Магия.
Она пришла оттуда же, откуда и мы, вместе с группой стражников, которые разгоняли людей и уводили подальше от этой диковинной сцены.
Невидимыми, невероятно могущественными руками она направила воду в сторону пламени.
— Касым! — крикнула она сквозь дым и пар. — Хватит прятаться.
— Я не прячусь, — сказал он.
Я нигде его не видел, но его голос прозвучал так, словно он находился рядом с нами.
Вдруг на воду упала тень, точно чернильное пятно, и Касым возник прямо перед нами. Я загородил Эмель собой.
— Зачем, брат? — тихо спросила Эдала, шагнув в его сторону.
— Если ты вынуждена об этом спрашивать, значит, ты заслуживаешь смерти так же, как и он.
Он кивнул на меня.
— Где Захара? — спросила она.
— Это неважно.
— Важно, — сказала Эдала. — Неужели она спряталась в безопасном месте, пока ты рискуешь собой? Я думала, что тебя должны сделать королём. Зачем тебе умирать ради неё?
— Я не планирую умирать, — сказал Касым.
— Она должна находиться здесь с тобой.
— Она человек. Она слишком легко может пасть.
— Или она хочет, чтобы ты рисковал собой, потому что у неё какие-то иные планы?
Я взглянул на Эдалу, которая даже начала искриться, пытаясь сдержать свою магию. Эмель обошла меня. С нашей стороны было слишком смело отправиться сюда, и я пожалел, что позволил ей пойти со мной. Мы, как и Захара, были людьми и могли легко пасть.
Неужели Эмель надеялась, что Мазира сможет нас защитить? Я не хотел так рисковать. Я осторожно собрал воду с кончиков пальцев и прижал её к своей коже в тихой молитве.
— Касым, ты этого не переживёшь, — сказала Эдала, которая находилась теперь на расстоянии вытянутой руки от него. — Я могу тебя освободить. Снова сделать человеком. И ты сможешь искупить свою вину.
— Искупить вину? А что я такого сделал, Эдала? Даже ты много чего не видишь. Я зашёл так далеко, что уже поздно что-то искупать.
Его голос сорвался. От ярости или сожаления?
— Разве ты не хочешь стать свободным?
Он сощурил глаза и приковал Эдалу гневным взглядом.
— Ты находишься в заточении, — сказала она.
— Я гораздо свободнее, чем раньше. Я знаю, что ты тоже это чувствуешь. Мы больше не находимся под каблуком у какого-то там человека, который думал, что может нами управлять только потому, что он нас зачал.
«Какого-то там человека». Я вздрогнул, услышав то, как пренебрежительно он отозвался о нашем отце. Вода дошла мне уже до бёдер.
А Касым продолжал почти маниакальным тоном:
— Разве мы должны страдать из-за его ошибки?
— Страдать? — спросил я, не в силах сдержаться. — Ты называешь страданием то, что тебе не суждено стать королём? Никто из нас не страдал. Неужели для тебя лучше находиться в заточении и подчиняться чужой воле? Обладание троном состоит не только из выпивки, обедов и мягких кресел. Оно складывается из того, кем ты являешься. Я подчинен воле всех остальных и постоянно нахожусь в их власти. Сотни ятаганов висят на ниточках над моей головой. Неужели ты ничего из этого не видишь?
Он двинулся в мою сторону, медленно рассекая воду.
— Ты можешь быть смельчаком только когда рядом с тобой Эмель.
Он посмотрел мне за спину.
— Не впутывай её, — сказал я.
— Ты слабый. Мы оба знаем, что ты не смог защитить Алмулихи от моей армии. Тебе пришлось умолять старуху спасти его. Спасти тебя.
Его армии? Люди, которые атаковали наш дом, которые убили всю нашу семью, загнали меня в сосуд в качестве джинна, которые сделали меня королём Алмулихи… за всем этим стоял Касым?
У меня перед глазами замелькали точки, и моя голова закружилась от горя и тошноты. Ну, конечно же, это был Касым. Я всегда знал, что это было возможно, но именно такой и оказалась ужасная правда. Он хотел заполучить трон, и он прекрасно знал, каким я стал мягкотелым. Отец заболел, солдаты расслабились. Неожиданно меня охватило удушающее чувство стыда. Член моей семьи уничтожил мою семью. Я повернулся к Эмель, чтобы попросить её уйти отсюда.
Но она пропала. Я снова посмотрел на Касыма и Эдалу.