знакомы с этими бёдрами.

Внутри помещения несколько слуг повернулись в нашу сторону. Но они, как всегда, не выказали своего удивления.

— Когда ты ведёшь себя так, мне хочется схватить тебя и закинуть на плечо, — почти зарычал он.

Я рассмеялась, как ахира, но на этот раз моё желание — моя любовь — были настоящими.

Глава 28

Саалим

В тот вечер, когда небо, наконец, потемнело, мы сели вокруг накрытого стола. Я развлекал гостей так, как меня учили — словно всё было в порядке — но я видел, как смотрела на меня Эмель, сидевшая напротив. Люди спрашивали о том, кем была эта солеискательница за королевским столом. Я объяснял им, что она была дочерью короля, которую мы принимали у себя. Они с любопытством переглядывались между нами и перешептывались так громко, что я мог их слышать.

— А как же Елена?

— Когда она вернётся?

— Когда состоится свадьба?

Гости засиделись после ужина, и Эмель тоже осталась, словно чего-то ждала. Боги, все эти люди хотели сидеть здесь и болтать всю ночь.

Эмель встала и пробормотала что-то насчёт прогулки перед сном. А все остальные, словно только и ждали её сигнала, тоже разошлись. Я нашел её в саду улыбающуюся и с сонными глазами.

— Мне казалось, это никогда не закончится, — сказала она. — Ты занимаешься этим каждый вечер?

Я кивнул и, подойдя ближе, вдохнул её запах. Мне хотелось вобрать её всю в себя. Моим рукам отчаянно хотелось коснуться её волос, шеи, руки, но я не смел. Вместе мы пошли мимо фонтанов по мощеной дорожке, заросшей травой, точно она была создана только для нас двоих.

Мысли о Елене возникли у меня в голове, когда я вспомнил о расспросах гостей, но я отогнал их. Я решил подумать об этом позже.

Рядом с Эмель я словно встал на якорь. Я был дома. Я понял, что ощущал это и раньше. В поселении Алфаара, в нашем путешествии до Алмулихи, и когда встречал её во дворце в качестве помощницы знахарки. Но именно слова Эдалы позволили мне это разглядеть, понять, что я давно испытывал это чувство.

В ту ночь мы с Эмель разговаривали ни о чём, держась на расстоянии ладони друг от друга. На случай, если бы нас увидели. Никто не смог бы принять её за кого-то иного, кроме как за женщину, гостившую при дворе.

А мои мысли только и были заняты тем днём, проведённым в оазисе. Как же я хотел вернуться на тот пляж, прожить там с ней всю жизнь. Мы смогли бы сплести гамак, танцевать под тенью листьев.

— Мне надо поспать. Как и тебе, — сказала Эмель, после того как мы долгое время шли в тишине.

— Завтра вечером? — я протянул ей руку.

Она приняла её, наши пальцы скользнули друг по другу, после чего мы опустили руки.

— Я приду.

Этого было достаточно.

Лежа в кровати, я представлял её рядом с собой. Сон не нашёл меня той ночью, так как я потерялся в мыслях об отце и его выборе. Была ли та женщина, что родила меня, той самой, что раскрывала его с лучшей стороны, как это делала для меня Эмель? Скучал ли он по той части своей жизни, когда женился на моей матери? Или моя мать стала для него второй половиной?

Было так странно встать на место своих родителей и осознать, что они тоже были людьми, у которых были тайные мысли и нереализованные желания. Что у них были жизни, отдельные от жизней их детей. Раньше я думал, что мой отец никогда не ошибался, но теперь я понимал, что его действия сделали Эдалу несчастной, и обозлили Касыма. К чему мог привести меня мой выбор: к удовлетворению или к несчастью?

Я держался за этот вопрос, как за талисман, пока солнце не встало, и не начался новый день. Но вместе с ним пришли и заботы. Встав, я отогнал мысли об Эмель и принялся ждать Касыма и Захару.

Я вернулся к своей роли короля.

***

На второй день нашего пребывания дома я нашёл Эдалу в атриуме. Она поднимала с земли засохшие листья и возвращала их к жизни своим прикосновением.

— За ними вообще кто-то ухаживает? — спросила она меня, когда я начал разглядывать листья на вьющемся растении, которые теперь были зелёными и блестящими.

— Э-э…

— В этом твоя проблема. Ты не знаешь.

Она повернулась ко мне.

— Они плохо работают. Ты платишь им за то, чтобы они ничего не делали.

Это было просто невозможно! Она оставила меня одного в Алмулихи, тогда как я считал, что вся моя семья мертва. Она сбежала в пустыню, а затем вернулась и теперь указывала, как мне управлять своими слугами. Я сжал руки в кулаки. Вспыхнувшее раздражение, точно яд, собралось на языке. Оно было мне знакомо. Такой неистовый гнев я испытывал только к членам своей семьи. Мы считаем, что их можно обижать, потому что они с нами навсегда и никогда нас не покинут. Я сделал несколько вдохов. Эдала точно не осталась бы со мной навсегда. А я больше не был ребёнком. Я не должен был выплескивать на неё разочарование из-за своих неудач. Она была моей сестрой.

— Ты права.

Она удовлетворенно посмотрела на отполированный пол.

— Я скучаю по ним больше, чем ожидала.

— Я знаю.

— Я видела сады. Надия заплакала бы, увидев, как они выгорели. Я рада, что она их не увидит.

— Они вырастут заново.

Она оглядела меня и убрала стебель растения в сторону.

— Не вырастут, если за ними будут продолжать так же ухаживать.

— Справедливо.

Она взяла меня за локоть, и мы пошли по коридору мимо бурлящего фонтана. Мы миновали обеденные залы, гостиные и комнаты развлечений. Все эти пустые помещения были предназначены для людей, которые посещали дворец. При мне они никогда не были так же полны, как это бывало при маме.

Указав на коридор, украшенный плиткой, Эдала сказала:

— Я помню, как мы бегали здесь во время праздников поздно вечером и старались не попасться.

— И если стражник ловил нас, мы убегали и прятались.

Я всегда прятался в алькове за шторой.

— Мы думали, что если они поймают кого-то из нас, то всем остальным удастся избежать проблем. Как будто они не видели, как мы болтались все вместе, перешептываясь о том, о сём.

Эдала рассмеялась.

— Вы с Касымом всегда были главными.

Эдала фыркнула.

— Потому что ты сам всегда пытался быть главным, а мы ненавидели твою настойчивость.

— Я