Шрифт:
Закладка:
«Да, доченька, — не раз повторяла Толлунэль, — тебя достоин только самый красивый, умный, доблестный и справедливый правитель! Сын великих владык! Из славнейшего рода! Он должен восхищаться тобой, петь тебе прекрасные песни о любви! Таким должен быть твой муж! Только не соглашайся сразу! Он обязан выстрадать твоё расположение. Пусть зальёт слезами пропасть между вами, из своих костей построит плот и доплывёт к тебе, чтобы просто разок взглянуть в твои глаза».
Сейчас в саду звучала именно такая история, и устами менестреля говорил герой-король, вернувшийся с войны с победой.
— Будь моим сердцем, источником любви, парящей свободно в неизведанной дали. Как однажды в волшебной сказке, в канун зимы, малыш-лебедь затерялся в весёлой песне воробьишки, мечтавшего о звёздах, так и я, словно тот воробей, хочу невозможного, но ты можешь сделать меня счастливым хотя бы на краткий миг! Я создам для тебя новый мир, в котором любовь рождается для чутких сердец, как у поэтов. Чувства никогда не встречают преград! Скажи мне, почему твоё безразличие, словно кристальный пруд в ночи, что замер в ожидании рождения нового утра? В одиночестве.
Финдуилас улыбалась, поглядывая на довольную мать. Красивые слова и чарующая музыка заполняли мир, однако не трогали сердце юной принцессы, в отличие от услышанной однажды из окна дворца песни, которую напевали прибывшие из Таргелиона торговцы.
«Пусть опять дожди и холодный ветер,
Он уходит прочь от тепла и света.
Не спеши! Постой! Погоди немного!
Но зовёт его дальняя дорога.
Что же ты ищешь, юный бродяга,
В этой забытой Валар земле?
Что же тебя снова манит куда-то?
Что ты так ясно видел во сне?
А куда идёт, он и сам не знает.
Видно уж судьба выпала такая.
Может, всё же есть мир мечтаний зыбких?
Может, кто-то ждёт и его улыбки?
Но пока горит огонёк надежды,
Нет конца пути для него, как прежде.
Значит, снова дождь и знакомый ветер,
И опять один он на целом свете.
Над чем эльфы посмеивались, когда пели, Финдуилас не понимала, да и не пыталась вникать — мало ли, какие ассоциации у этих Нолдор с одиноким бродягой, но сердце юной девы хотело снова и снова услышать простую трогательную мелодию. Жаль, мама не разрешит исполнять для венценосной дочери такое. Может, попросить? Хотя нет, не стоит. Лучше слушать истории о красивой любви королей.
Артаресто, казалось, спал, так и не допив свой бокал, однако когда послышался голос Орландира, сразу же открыл глаза и приподнялся с подушек.
— Владыка, — поклонился архитектор, — твой сын желает знать историю валинорских войн. Эта юная дева тоже хочет послушать. В моём пересказе.
— Ох, неужели? — Толлунэль сразу же забыла про менестреля. — Поведай нам о героях тех страшных дней, мастер!
— Они могли бы сами рассказать, если бы хотели, — робко возразил Артаресто, однако супруга в одно мгновение оказалась рядом и нежно обняла, прижавшись так, словно была с мужем наедине в супружеской спальне.
Инглор смутился, Орландир сделал вид, что ничего необычного не видит, а Тинаэрлин продолжала невозмутимо улыбаться.
— Садитесь, угощайтесь, — сдался владыка отстрова. — А ты пока помолчи, — обратился он к менестрелю.
Финдуилас радостно кивнула.
— Для меня героем битвы был… сам порт, — Орландир смутился, понимая, что ждут от него совсем иных слов, — я слушал рассказы выживших, смотрел на разрушения и оценивал, как именно площадь, дворец, склад и маяк помогали или мешали сражению. Например, узнав, что эльфы Первого Дома оказались в огненной ловушке в подземной части порта, где хранилось оружие, я стал думать о том, как изменить проект вытяжки, которая и отведёт дым, и даст шанс выбраться. Когда слушал рассказы о стрельбе из окон, пытался рассчитать, какой высоты нужны потолки и подоконники, чтобы защитить лучников. Хотя, втайне мне хотелось построить дворец, где нельзя разбить стёкла и открыть окна, чтобы стрелять из него было невозможно.
Толлунэль, всем видом показывавшая, что не хочет слушать про проекты зданий, вдруг подалась вперёд, перестав обнимать мужа:
— Как же так? Что значит, сделать стрельбу невозможной?! А для чего наши лучники обучаются меткости и скорострельности? Для чего оружейники совершенствуют мастерство? Мы весь берег засадили деревьями, на которых выращиваем луки, а наш главный архитектор мечтает о неоткрывающихся окнах!
Тинаэрлин осталась очень серьёзной, Инглор, покраснев, совсем сник. Артаресто, казалось, снова спал, а Финдуилас думала о чём-то своём, не слушая разговоры.
— Будущий муж моей дочери, — продолжала говорить Толлунэль, — будет стрелять лучше всех. Мы обязательно устроим турнир, победитель которого сможет попробовать предложить прекрасной принцессе свою любовь. А ещё у него будет такой меч, подобного которому нет и не будет в Арде!
— Разумеется, — поддакнул Артаресто. — А сын пусть женится, на ком хочет. Принцы могут выбирать любую деву, даже если она лягушка или ящерица.
— Ты это специально, милый? — ужаснулась супруга. — Нарочно говоришь о самом кошмарном, чтобы мне любая невестка показалась подарком судьбы?
— Да, — честно сознался владыка Тол-Сириона, снова закрыв глаза.
— Я тебе это припомню, — кокетливо пригрозила Толлунэль мужу. — Вечером. Наедине. А сейчас мастер Орландир расскажет нам про подвиги героя Астальдо, который выиграл битву в Альквалондэ.
— Но я читала, что самого принца Финдекано не было среди сражавшихся, — указав на синий том, деловито произнесла Тинаэрлин. — Его воины, нарушив приказ о невмешательстве, присоединились к резне, устроенной Феанаро Куруфинвэ и его сыновьями в мирном городе владыки Ольвэ. Однако, — эльфийка взяла тонкую золотую книжку, — в краткой летописи Эпохи Древ, которую я купила у таргелионских торговцев, сказано, что принц Финдекано сражался во главе своего войска. Но о его решающей роли в резне нет ни слова ни в одном, ни в другом тексте.
— Я был другом деда принца Финдекано, — почувствовал, что втянулся в спор, Орландир, — я не видел бой, однако многое предстало моим глазам после. И я утверждаю, юная леди, принц Финдекано был во время боя в Альквалондэ, его войско подошло на помощь Первому Дому и сломило сопротивление Тэлери. А потом принц Финдекано, внук моего друга, продолжил убивать, будучи не в силах остановиться. Он проливал кровь снова и снова, совсем обезумев. Война сделала из милого скромного мальчика настоящее чудовище.
— Герой Астальдо — великий воин, — уже готова была загрызть архитектора Толлунэль, — он не безумец! Он единственный,
