Шрифт:
Закладка:
— Видно, ты тоже хорош, — ополчился он на меня, — коли так говоришь. Разве голодранец может быть порядочным?
Когда я поддел его еще двумя-тремя замечаниями, он так распетушился, что швырнул наземь стопки, — мои взгляды противоречили здешним понятиям об удачном замужестве.
Я предоставил ему кипятиться и, как ни в чем не бывало, попросил отвести меня куда-нибудь, где я мог бы соснуть до утра.
Прежде чем оказать мне эту дружескую услугу, он несколько раз гневно пробормотал:
— Хорош… Нечего сказать, хорош…
Беспокоить Маляриков нам не хотелось — у них в эту пору уйма работы. К тому же, говоря по совести, после того, что произошло, мне было бы неприятно встретиться с ними с глазу на глаз. Как мог отец Магдалены дать согласие, если недвусмысленно склонялся на мою сторону? Я знал, он уступил под нажимом жены. Ее корысть стала притчей во языцех. Она скорее согласилась бы увидеть Магдалену в гробу, чем упустить лештинские угодья. Ненасытная волчица, хищница, заклятый враг нашей любви. Моя решительность и откровенность теперь ни в чем не помогут. Действовать напрямик не имело смысла, нужно поймать Маляриху в искусно расставленные сети. Я не хотел спешить и тем ухудшить и без того незавидное положение. Не лучше ли все спокойно обдумать одному, а уж тогда действовать. Перед Грегушем я умышленно сделал вид, будто судьба Магдалены меня нисколько не интересует и единственное мое желание — как можно скорее лечь спать.
Он отыскал где-то в дровяном сарае две попоны, и я забрался на сеновал. Думаю, пересплю и так, а завтра — пойду себе по белу свету.
Грегуш намерился было продолжить свою болтовню, но я его отвадил.
— Знаешь, брат, завтра — тоже день, сегодня я очень устал.
— С чего бы это? — Оступаясь спьяну на лесенке, он презрительно захохотал; Йожка насмехался над моим горем, которое изнурило меня больше, чем если бы я целый день рубил буки.
Напрасно закрывал я глаза в надежде уснуть — горечь затопила меня, как некогда потоп — землю. Долго я ворочался, до боли сжимая кулаки, так что ногти впивались в ладони, и досадовал, что так глупо позволил обвести себя вокруг пальца. Напрасно уповал я на свою большую и бескорыстную любовь. У меня не было лештинских угодий, чтобы поспорить с Запоточным, вот в чем дело.
Хотя мое положение было яснее ясного, все же мне хотелось удостовериться в случившемся. Это побуждение согнало меня с сенника и привело под окно Магдалены. Я намеревался тихонько постучаться и тайно, без свидетелей переговорить с нею. Крадучись, приблизился я к окошку ее горницы. Боясь попасть в луч света, я стал в тень на узкой терраске и оттуда заглянул внутрь.
При слабом свете лампы я увидел, что Магдалена по-прежнему лежит в постели. Она чуть порозовела и, казалось, чувствовала себя лучше. Это меня обрадовало.
Но меня удивило, что вместе с Магдаленой в горнице был Запоточный. Он протягивал ей рюмку, чтоб она чокнулась с ним. Резко, с отвращением Магдалена оттолкнула его руку. Но Запоточный не сдавался — еще бы, он был куда сильнее ее! Наглец буквально принудил Магдалену взять рюмку, хотя и пытался смягчить свою настойчивость подобием услужливости. Но это ему не удавалось. Нагло усмехаясь, он с победоносным видом ждал, когда она начнет пить. Но Магдалена даже не притронулась к рюмке, она крепко сжала губы и бросила на Запоточного презрительный взгляд. С минуту они смотрели друг на друга. Внезапно Яно вскочил, обиженно выпил водку из обеих рюмок и поставил их на стол.
Облизывая губы, он присел на край постели и низко склонился над лицом Магдалены. Долго что-то бубнил. Затем пошел запереть дверь. Я слышал, как он сказал Магдалене, что ему нужна уверенность, а это будет задатком. Иначе, мол, он ей не верит. Он хотел было задуть лампу, но раздумал. Схватив Магдалену за руки и оттолкнув ногою скамью, он повалился на постель.
Выходит, вовремя я подоспел. Недаром на сеновале меня грызла тревога. Преждевременно вмешиваться я не хотел, но одно было для меня несомненно: в обиду ее не дам. Наблюдая за действиями Запоточного, я стиснул кулаки.
«Э, нет, брат, так не годится», сказал я про себя и уже приготовился высадить окно и прыгнуть в горницу.
К счастью, в этот момент кто-то повернул ручку в дверях. Запоточного это не обескуражило, ведь дверь была на запоре, но Магдалене это придало смелости. С силой выдернула она руки и случайно задела его по лицу. Видимо, удар оказался чувствительным, потому что на щеке показалась кровь.
А дверную ручку продолжали дергать. Магдалена хотела было позвать на помощь, но Яно зажал ей рот ладонью и крикнул:
— Кто там?
— Это я, — откликнулся женский голос, и я узнал голос матери.
— Вы одни? — осведомился Запоточный, поднимаясь с постели и утирая кровь носовым платком.
— Одна, сынок, — ответил голос. Он отпер.
Старуха ужаснулась, увидев кровь на его лице. Но он быстро успокоил ее, соврав, что упал, — ее в этом убедил опрокинутый стул. Дверь же он запер, чтобы никто не застал его в таком виде и не подумал, будто он пил больше, чем может.
Мать выслушала его весьма сочувственно и увела на кухню, чтоб он умылся.
Едва они вышли, Магдалена вскочила с постели и заперла дверь. С отвращением переложив окровавленную перину на стул, она бросилась в отчаянии на постель, прижалась лицом к простыне и разрыдалась так, что сердце у меня облилось кровью.
Я дважды постучал в оконное стекло, но Магдалена не услышала меня. Оно и к лучшему — время для свидания было явно неподходящим. Я счел более разумным подождать следующего дня, хотя каждая минута казалась мне вечностью.
Собственно, теперь мне незачем было торопиться. Я не сомневался, что запертая дверь защитит Магдалену. До утра она никому не откроет. Утром же, все обдумав и взвесив, мы начнем новый день и каждый из нас обоих исполнит свой долг. Я дал себе слово во что бы то ни стало узнать от самой Магдалены, действительно ли ее сердце принадлежит мне. В противном случае любой мой шаг будет лишен смысла. Насильно мил не будешь. Я не мог поступить, как Запоточный. Его замашки были мне отвратительны. Возможно, Магдалена любит кого-либо третьего. Не обязательно меня или Запоточного. Сразу я об этом не подумал. Следовательно, решающее слово за ней. Она должна прямо сказать, кого избрала себе в мире сем.
«Видишь ли, Магдалена, надо, чтобы ты
