Шрифт:
Закладка:
Саша сел рядом с худощавым.
Сергей Иванович разорвал пакет, заглянул в чертежи и пояснительные записки и спрятал бумаги в стол.
— На карту смотришь? — поднял он глаза на Сашу.
Саша действительно смотрел на карту. Он приподнялся и тревожно спросил:
— Перешли Днепр?..
— Перешли! — резким голосом ответил Нечаев. — Перешли, Саша. — Он встал, повернулся к карте и некоторое время разглядывал ее. — Бои идут, как видишь, в районе Смоленска, — тихо проговорил он и сел, как садится грузный, очень уставший человек.
— Да, Днепр перейден, — подал голос худощавый. — Но возвратятся ли они назад, те, которые перешли, вот в чем вопрос. — Он усмехнулся холодно и жестко и добавил: — Вероятно, не возвратятся.
Саша смотрел на Сергея Ивановича: уж очень изменился Нечаев за эти две-три недели! Он постарел, похудел, скулы у него заострились, на лбу и на щеках появились новые морщинки. Но особенно поразили Сашу ярко поблескивающие, седые, совершенно седые виски и свежие серебристые нити, пробившиеся в усах. Седина и раньше проступала на висках и в усах, но теперь она колола глаза своей неожиданной густотой и снежным, морозным отблеском.
— Гитлер шлет лучших, самых здоровых парней Германии на разбой, но в то же время он шлет их на верную гибель, — продолжал худощавый.
— Ну, что уставился? — с дружеской грубоватостью обратился Нечаев к Саше. — Побелел Сергей Нечаев? Годы, годы, Саша, не первая молодость, никто не застрахован от седины, и она не спрашивает разрешения, когда начать свою художественную работу. Белый цвет — благородный цвет.
— Да, — сказал Саша, — постарели вы… как-то быстро, Сергей Иванович.
— Ну, не так уж быстро, — выступил в защиту Нечаева худощавый. — Сергей Иванович не одну жизнь прожил: гражданская война, коллективизация, а теперь вот еще одна война.
— Да и вы, Павел Андреевич, прошли те же этапы, — напомнил ему Нечаев.
— Я помоложе вас, — скромно заметил худощавый. — В гражданскую был мальчишкой, под копыта лошадей кидался, все хотел с белыми сразиться.
— Черт, давно это было! — с восхищением сказал Нечаев.
— В начале жизни.
— Может статься, что вы, Павел Андреевич, именно под моего коня кидались, — засмеялся Сергей Иванович. — Помню, от пацанов мы отбивались, как от конницы Шкуро[64], они нас стаями осаждали. А теперь, я думаю, эти пацанята бывшие — кто генерал, кто, может, в наркомы вырос.
— Вполне возможно. Во всяком случае, до секретарей горкомов многие доросли.
— Чин не очень большой…
Сергей Иванович засмеялся. Сдержанно смеялся и худощавый, которого Нечаев звал Павлом Андреевичем. У Саши на душе отлегло.
Но Сергей Иванович подавил смех и, пряча еще живую улыбку в усах, сказал:
— Легкие дни сменились трудными. Думать о будущем — наша первейшая обязанность.
— О каком будущем? — спросил Саша.
— Я не заглядываю сейчас в коммунизм, Александр, хотя это и не возбраняется. Возьмем более скромный отрезок времени — год. Время войны.
— Не много ли?.. — удивленно возразил Саша и нахмурился. «Год! — промелькнуло у него. — Лето, осень, зима, весна…»
— Будем считать так, — подтвердил мнение Нечаева Павел Андреевич.
— В первую очередь нас интересуют ближайшие месяцы. Возможно, они будут наиболее трудными. Немцы наступают. Красная Армия пока что отступает с боями.
— Но это же временно! — воскликнул Саша. — Завтра, может быть, она перейдет в наступление.
— Непременно перейдет, ты абсолютно прав. Но пока что, Александр, на нашем участке фронта случились осложнения. Немцы рванулись вперед и снова продвинулись в глубь нашей территории.
— Можно прямо сказать: немецким танкам открыт путь на Чесменск, — добавил Павел Андреевич.
— Это правда?
— Правда, Саша, — отвечал Нечаев. — Конечно, это не значит, что они непременно ворвутся в наш город. Мы надеемся, мы почти уверены, что этого не случится. Но партия требует от нас все предвидеть и предусмотреть. Тебе ясно, надеюсь?
— Ясно, Сергей Иванович.
— Для обороны нашего города потребуются очень преданные люди. Оборонять Чесменск мы будем и на фронте и в тылу врага. Ты знаешь указания на этот счет. Так вот, для этого потребуется молодежь, стойкая, закаленная, преданная нашему делу не на словах, а по-настоящему.
— Способная пойти на смерть, если потребуется, — добавил Павел Андреевич.
— Все понятно. Дело касается меня? — спросил Саша. Он встал.
— Садись, садись. Не горячись. У нас спокойный, деловой разговор. Представь себе, что мы разговариваем о… ну, хотя бы о школьной успеваемости.
Саша опустился в кресло.
— Предположим, от тебя зависит, кого послать на боевое дело. Ты командуешь своими товарищами. Кого пошлешь?
«Об этом же спрашивал меня Фоменко, — подумал Саша. — Дело касалось истребительного батальона. Теперь другое…»
— Как ты думаешь, кто из них не дрогнул бы в самом тяжелом положении? — продолжал Сергей Иванович.
— Большинство моих товарищей готовы на это, — ответил Саша.
— Общие слова, Саша. Вот начнем, скажем, с Павловского. О нем мы мало знаем. Отец у него видный и хороший работник. А он сам? Какого ты мнения?
— Видите ли, Сергей Иванович… — начал Саша и замолчал, задумался. — Нет! — решительно сказал он через минуту. — Костик, по-моему, для такого дела не подойдет. Я не могу ручаться за него.
— На чем основано твое мнение?
— Он себялюбец, стоит вне коллектива, ненадежен как товарищ…
— Он ведь комсомолец, сын коммуниста, — напомнил Саше Сергей Иванович.
— Все-таки я не ручаюсь за него. Я не послал бы его на ответственное задание.
— Хорошо, Саша. Продолжай.
— Называть фамилии? Пожалуйста, Борис Щукин.
— За него ты ручаешься?
— Вполне.
— Причины?
— Честный парень, Сергей Иванович. Я с ним давно дружен. На него можно положиться во всем. Только он немножко заикается и очень стеснителен.
— Стеснительность храбрости не мешает, — заметил Павел Андреевич.
— Что ж, примем к сведению. — Нечаев сделал пометку в своем блокноте. — Он — сын мастера паровозоремонтного завода Сергея Васильевича Щукина. Хорошая семья!
— Я могу назвать вам сразу десяток фамилий.
— Сразу не стоит. По одной.
— Аркадий Юков. Свой человек!
— Это как понять — свой? — спросил Павел Андреевич.
— Юков — страшно надежный парень. Лучше всех, честное слово.
— Ты опять горячишься. Спокойнее, Александр.
— Юков не подходит, — сказал Павел Андреевич.
— Почему?
— Не подходит, — не изменяя голоса, проговорил Павел Андреевич.
Вот так же и Фоменко, не думая, на скорую руку, отклонил Юкова. Да какое они имеют право!..
— Извините, товарищ, — напористо начал Саша, обращаясь к Павлу Андреевичу, — утверждение ваше голословное! Вы просто-напросто не знаете Аркадия.
— Саша, Саша, не горячись! — опять предупредил Никитина Сергей Иванович и легонько стукнул ладонью по столу. — Павел Андреевич знает больше, чем мы с тобой, у него работа такая. Не обижай его.
«Сомневаюсь!» — подумал Саша, а вслух сказал:
— С Юковым я учился много лет. Он — патриот!
— Продолжайте и не забывайте девушек, — переглянувшись
