Приезд Г. М. Маленкова в Ленинград не остался тайной – о внеочередной партконференции и ее оргвыводах стало известно буквально на следующий день.

Не менее зловещим было запрещение празднования 130‐летия Ленинградского университета. 20 февраля, в самый день юбилея, «Ленинградская правда» отметила это событие лишь маленькой заметкой на второй полосе, размером в 1/5 колонки (именно колонки, а не полосы)[670]. А скромные торжества по этому случаю, состоявшиеся 26 февраля, ЛенТАСС охарактеризовал как «годичный акт, посвященный 130‐летию Ленинградского университета»[671], посвятив ему краткую заметку. Сперва в актовом зале университета ректор Н. А. Домнин произнес небольшой доклад, а после него демонстрировались короткие кинофильмы про университет. Этим и ограничились.

Такое бойкотирование было удивительным после помпезного 125‐летия, отпразднованного в военное время в Саратове, – тогда сам университет был награжден орденом Ленина, этот же орден получил ректор А. А. Вознесенский и ряд профессоров, в газетах были опубликованы поздравления от университетов Англии и США[672].

О. М. Фрейденберг записала 1 марта 1949 г.: «130‐летие Университета не праздновалось: Сталин нас ненавидит. Пражский университет прислал медаль, но наше советское правительство запретило празднованье»[673].

Открытие обычной студенческой конференции прошло намного масштабнее:

«1 марта в Ленинградском университете имени А. А. Жданова открылась студенческая научная конференция, посвященная XI съезду ВЛКСМ.

Актовый зал заполнили студенты, профессора, преподаватели, гости из других вузов. Пленарное заседание открыл вступительным словом ректор проф[ессор] Н. А. Домнин. С докладом “Пушкин и русский народ” выступил член-корреспондент Академии наук СССР М. П. Алексеев. Конференция продлится 12 дней»[674].

Вместе со сменой руководства Смольного активизировалась и борьба с буржуазным космополитизмом, поскольку В. М. Андрианову и Г. М. Маленкову нужно было не только продемонстрировать рвение в исполнении высочайшей воли, но и лишний раз заострить внимание на несостоятельности прежнего партийного руководства города. Именно поэтому ленинградские чистки (особенно в университете – бывшей вотчине А. А. Вознесенского) оказались настолько серьезными.

Василеостровский райком ВКП(б) занялся «перекрестным опылением» – снарядил две партийные комиссии для обследования идеологической обстановки в двух подведомственных учреждениях: комиссия Института литературы во главе с А. С. Бушминым (члены комиссии В. А. Ковалев, Б. В. Папковский и др.) обследовала деятельность филологического факультета ЛГУ, а комиссия филологического факультета во главе с Н. С. Лебедевым (члены комиссии Г. П. Бердников, С. С. Деркач, И. П. Лапицкий и др.) проводила ту же работу в Пушкинском Доме.

Партбюро пушкинского дома готовит удар

Хотя все «обследовательские комиссии» работали рука об руку, однако активность А. С. Бушмина в сочетании с поддержкой со стороны партийного руководства города, а также участие кураторов из аппарата ЦК стали причиной временного перемещения «штаба» погромщиков в Пушкинский Дом. Именно партбюро Института литературы начало подготовку партсобрания и открытого заседания Ученого совета, на которых предполагалось дать решающее сражение «окопавшимся».

К концу февраля, когда А. С. Бушмин почувствовал себя «в силах», а кампания по борьбе с космополитизмом приняла характер еврейского погрома, расстановка сил в партбюро Пушкинского Дома также сильно переменилась. Избранный в июне 1948 г. состав – А. И. Перепеч (председатель), А. С. Бушмин (первый заместитель), Б. С. Мейлах (второй заместитель), П. Г. Ширяева (культпроп) и Л. А. Плоткин[675] – в силу наличия в нем двух «потенциальных космополитов», которые пытались воспрепятствовать активности А. С. Бушмина, не обещал продуктивной работы, что для райкома и горкома ВКП(б) было очевидно. А потому партбюро весной 1949 г. заседало в расширенном составе.

26 февраля состоялось заседание партбюро Пушкинского Дома, в работе которого участвовали и рядовые коммунисты В. А. Ковалев, А. И. Груздев, А. В. Западов, Б. И. Бурсов, Д. С. Бабкин, К. Н. Григорьян, Б. В. Папковский, а также члены обследовательской комиссии от Василеостровского райкома – сотрудники филологического факультета ЛГУ Н. С. Лебедев, С. С. Деркач и Г. П. Бердников. Председатель парткома А. И. Перепеч в тот день не присутствовала, так как она уехала в Москву для получения инструкций; вместо нее председательствовал А. С. Бушмин. Повестка дня – «Подготовка партийной организации и дирекции к партийному собранию и Ученому совету с темой об антипатриотической критике».

Это заседание, в отличие от традиционных заседаний партбюро, предварявших и решавших вопросы накануне общих партсобраний, только намечало план дальнейших действий. А потому постановление этого заседания выглядело таким образом:

«Поручить следующим товарищам изучить работы специалистов и подготовить материалы для выступления:

Бурсов и Папковский – об Эйхенбауме;

Бабкин – о Беркове;

Мейлах, Ковалев, Бушмин, Груздев – о Гуковском;

Базанов, Кравчинская, Ширяева – об Азадовском;

Городецкий – о Томашевском;

Плоткин, Григорьян, сотр[удники] ИЯМ’а – о Жирмунском.

Протоколы научных заседаний по секторам просматривают коммунисты соответствующих отделов (Отдел западных литератур поручить тов. Рязанову).

Материалы по исследованиям работ вышеуказанных специалистов представить на партбюро к 3 марта 1949 г.»[676].

3 марта 1949 г. партбюро Пушкинского Дома заседало опять в расширенном составе, причем уже напоминало закрытое партсобрание. Присутствовали коммунисты Пушкинского Дома В. А. Ковалев, А. И. Груздев, Б. И. Бурсов, Д. И. Рязанов, К. Н. Григорьян, Б. В. Папковский, Б. П. Городецкий, В. Г. Базанов, В. А. Мануйлов, Д. С. Бабкин, М. М. Калаушин, члены комиссии райкома партии Н. С. Лебедев, С. С. Деркач, Г. П. Бердников, И. П. Лапицкий.

Собрание было посвящено тому же вопросу, что и 26 февраля, с одной лишь разницей, что в этот раз в Москву уехал А. С. Бушмин, тогда как А. И. Перепеч, вооружившись в аппарате ЦК и Президиуме Академии наук последними директивами, сообщала их коммунистам. Она информировала собравшихся о том, что «партийное собрание намечено на вторник 8 марта. Заседание Ученого совета будет проведено 9 марта с докладом работника ЦК ВКП(б) тов. Головенченко»[677].

Затем Л. А. Плоткин сделал сообщение о своем предстоящем докладе на партийном собрании; также были выслушаны выводы «специалистов», всю минувшую неделю штудировавших работы своих коллег. А. И. Груздев сделал сообщение о своем изучении работ Г. А. Гуковского (его дополнили Б. С. Мейлах и В. А. Ковалев), Д. С. Бабкин сводил счеты с П.Н Берковым, критикуя его работы, К. Н. Григорьян посвятил свое выступление критике работ В. М. Жирмунского, а Б. И. Бурсов – Б. М. Эйхенбаума.

Важно отметить особенность этого заседания – оно не преследовало цели вскрыть ошибки отдельных сотрудников Пушкинского Дома; необходимо было найти и обозначить признаки существования слаженной группы. То есть надо было идти по пути, намеченному руководством страны: в конце января оно «разоблачило» антипартийную группу театральных критиков, в феврале обвинило группу ленинградских