Тротуар мокрый и холодный, в глубине переулка жужжит оранжевая лампочка, света от которой вполне хватает, чтобы разглядеть его изрытое оспинами лицо и сальные волосы, убранные под кепку.

– Пошел ты, – выплевывает он, дрожащими руками держась за окровавленную ногу.

Точнее, то, что от нее осталось. Он раскачивается вперед-назад, стонет от боли и с ненавистью смотрит на меня.

Даже у Адди в глазах больше силы, чем у него, а ведь она никогда не ненавидела меня по-настоящему. Не то что этот Рикки Член.

Я приседаю на корточки и препарирую его взглядом, словно остатки окаменевшего дерьма. Однажды вожатые в летнем лагере заставили нас делать это, и все, что я испытывал, – полное отвращение. Примерно такие же чувства я испытываю, глядя на это жалкое подобие человека.

Тогда я не мог понять, в чем смысл этого долбаного занятия. Теперь же нахожу его полезным, потому что Рик ничем не отличается от кучи дерьма. С застрявшими где-то внутри него костями, и, в отличие от того случая в лагере, я буду наслаждаться, вытаскивая каждую его кость.

Одну за другой.

– Это не та часть, за которую тебе должно быть стыдно. Главное – чьи именно члены ты сосешь. Имя Ксавьер Делано припоминаешь?

Он рычит, отворачиваясь и отказываясь отвечать.

Макс заплатил ему три миллиона долларов за похищение Адди. Больше половины уже потрачено.

Помимо наркотиков, Рик увлечен азартными играми. В частности, конными скачками. И он чертовски плох в этом. Все свои деньги он ставит не на ту лошадиную задницу и в итоге вечно остается с большой дымящейся кучей. Чтобы компенсировать убытки от этой своей привычки, с годами он обзавелся знакомствами с несколькими богатыми людьми. Ксавьер – один из них.

– Знаешь, кто я?

Он извергает из себя то, что должно было бы быть смехом, но звучит как влажный кашель.

– А что, должен? – огрызается он.

– Разишь в самое сердце, парень, – отвечаю я, ухмыляясь.

Он фыркает.

– Дай угадаю. Ты – Зейд. Неудивительно, что ты прячешь свое лицо: ты просто чертовский урод.

– Не заставляй меня плакать, Рик. Я слишком хорошо провожу время, – беззаботно отвечаю я.

– Все дело ведь в этом дурацком Алмазе, да? Ты же уже убил Макса? Потому что я надеюсь встретить его в аду, чтобы надрать ему задницу за то, что он втянул меня в это дерьмо. – Он снова смеется, словно гиена. – Эта тупая су…

В моей груди вспыхивает ярость, я резко вскидываю руку и хватаю его за щеки, сжимая до тех пор, пока он не начинает визжать, как свинья, от которой он недалеко ушел.

– Закончишь это предложение, и я голыми руками вырву твой язык и заставлю тебя им удавиться. И я не назвал бы свою девочку глупой, если это именно ты лежишь в куче мусора с пулей в колене, – рычу я.

Он шипит, но проглатывает все оскорбления, которые готов был изрыгнуть. Я бы сказал, что он умнеет, если бы он так не старался тайком дотянуться до ножа в своем заднем кармане. Рукоятка уже полностью торчит наружу. Некоторые думают, что мой левый глаз незряч из-за цвета и шрама, рассекающего его, но даже если бы это было так, даже старушка с бифокальными очками поняла бы, что он задумал.

Я терпеливо жду, когда он решит, что у него есть шанс. Он обхватывает пальцами рукоять, а затем выхватывает нож из кармана и направляет его мне в лицо. Я ловлю запястье и ломаю его, прежде чем он успевает опомниться, нож падает на землю.

Рик вскрикивает, глядя на свою теперь уже бесполезную руку расширившими от шока глазами. Я крепче сжимаю его лицо, и он продолжает сопротивляться.

– Серьезно, чувак? Чертов кухонный ножичек? – спрашиваю я, поднимая это жалкое орудие.

Именно такие носила с собой Адди, когда пыталась меня ненавидеть, и я смеялся каждый раз, когда видел их зажатыми в ее маленьком кулачке.

Адди могла бы меня прирезать. Но у этого недоумка нет ни единого шанса.

Он стонет и бьется, отчаянно тряся головой, пытаясь отодвинуть мою руку от своего лица.

– Отпусти меня, мать твою!

– Ну, блин, раз уж ты так вежливо меня попросил, то, наверное, отпущу, – отвечаю я, действительно освобождая его.

Его глаза еще раз удивленно расширяются, а затем он поднимается на ноги. Или, по крайней мере, пытается это сделать. И тут же падает обратно, но его это не останавливает. Отчаяние куда сильнее пулевого ранения в колено.

Если бы правительству удалось собрать эту силу во флакончики, оно создало бы целую армию сверхлюдей. Именно эта движущая сила порождает необыкновенные способности.

Поднять машину над умирающим ребенком, застрявшим под колесами. Побежать со сломанной ногой. Или, скорее, с простреленным коленом.

Я поднимаю пистолет и выпускаю еще одну пулю – во второе колено, он падает на землю. Посмотрим, сможет ли он бегать с двумя перебитыми ногами. Возможно, он даже попадет в Книгу рекордов Гиннесса. Человек, пробежавший дольше всех без коленей.

Он снова кричит, раз за разом пытается встать и каждый раз терпит неудачу. Я откидываю голову назад и смеюсь во весь голос. Жаль, я бы хотел увидеть фотографию Рика в одной из книг рекордов.

– Извини, чувак, не смог удержаться. Мне очень хотелось выстрелить в тебя еще раз.

Сквозь желтые обломанные зубы вырываются ругательства, пока он катается по земле, крича во всю мощь своих легких.

– Может, заткнешься? Кто-нибудь услышит тебя, и тогда у меня будут неприятности, – делаю я замечание и улыбаюсь еще шире, когда из его рта вылетает очередная порция многоэтажных ругательств.

На самом деле мы находимся в очень дерьмовом районе. Он не может легально покинуть страну, поскольку его паспорт недействителен из-за неуплаты алиментов, а чтобы купить фальшивый, денег уже недостаточно. Поэтому он пытался спрятаться в захолустье в нескольких часах пути от Сиэтла, но это ему, разумеется, не удалось. Вероятно, кто-то и правда слышал его крики, но никто ему не поможет.

Они заняты собственными преступлениями, а их носы и вены забиты теми наркотиками, которые они смогли раздобыть. Почти уверен, что на обочине улицы неподалеку лежит мертвый парень и несколько прохожих просто переступили через его тело.

Это район, где не стоит лезть не в свое дело. Идеальное место для убийства. Погода тоже прекрасная.

– Зейд, ты опять играешь со своей едой? – с раздражением вклинивается Джей.

– Что заставило тебя так думать? –