парфяне пошли на него войной.

– Нужно разделить наше командование на востоке: Сирию оставим Корбулону, а с парфянами пошлем разбираться нового генерала. – Я посмотрел на Бурра. – Кого ты порекомендуешь на этот пост?

– Цезенния Пета, – сказал тот, немного подумав, – он знаком с теми краями.

– Значит, – кивнул я, – надо поставить его в известность о нашем решении. Но я все еще думаю, что предпочтительнее было бы вернуть на царствование Тиридата.

– Может, стоит аннексировать Армению, и дело с концом? – предложил Бурр.

– Армения, страна горная и весьма отдаленная, такие земли непросто завоевывать, – заметил Сенека. – Римская армия, конечно же, справится с этой задачей, но какой ценой? И что мы с этого получим?

– Мир, возможно, – сказал я.

Бурр хмыкнул.

– Кстати, – сказал он, – пока мы тут обсуждаем дорогостоящие кампании по захвату бесполезных провинций, может, поговорим о Британии? Насколько выгодно бессрочно иметь там четыре наших легиона? Так вот, их содержание обходится нам катастрофически дорого, а выгоды почти никакой.

– Возможно, нам следует оттуда уйти, – ответил я; меня тоже давно волновал этот вопрос.

От принятия такого решения меня удерживало только то, что захват Британии был самым большим достижением Клавдия, а я не хотел обесценивать победы своего «отца».

– У меня там вложения на сорок миллионов сестерциев, – обеспокоенно нахмурился Сенека. – Если ты подумываешь покинуть провинцию, мне следует их отозвать.

Мне очень хотелось съязвить: философ, чье кредо – безразличие к материальным ценностям, делает вложения на сорок миллионов сестерциев. Но я сдержался: в конце концов, все мы сотканы из противоречий.

Вскоре к нам присоединились остальные: Фаон – мой секретарь, отвечающий за управление счетами и распределение доходов; Берилл – мой бывший учитель, а теперь секретарь, отвечающий за переписку с греками; и Дорифор, отвечающий за поданные записки; и еще несколько секретарей помельче. Я предложил им сесть и распорядился, чтобы рабы принесли напитки.

Совещание продолжилось. Фаон первым достал бумаги и доложил, во что обошлись недавние игры и фестивали, но при этом заверил, что казна не пострадала, ведь, как он выразился, «средства, потраченные на доброе расположение народа, – самые перспективные и хитрые вложения». Широколицый, жизнерадостный и громогласный, он чем-то напоминал мне хозяина трактира или постоялого двора. Казалось, он настроен сообщать только хорошие новости.

Потом встал с места дорогой моему сердцу Берилл, как всегда тихий и сдержанный. Он сообщил о поступивших от нашего наместника в Сирии донесениях и выразил обеспокоенность ситуацией в Армении. Я заверил его, что мы только-только обсудили этот вопрос и уже наметили план дальнейших действий.

Дорифор отчитался о записках, поступивших от более мелких чиновников из провинций, и принялся перечислять их жалобы: состояние гавани в Португалии оставляет желать лучшего; Мёзии угрожают племена на ее восточных границах; в Иудее зелоты все настойчивее выражают недовольство религиозными нарушениями. Но он был так хорош собой, что мне было сложно сосредоточиться на проблемах наших провинций.

Тут в комнату вошли отобранные мной представители императорского совета и заняли места на расставленных по кругу скамьях. Один из них, Тразея Пет, не дожидаясь, когда ему предоставят слово, вскочил со своего места и чуть ли не закричал:

– Иудея! Тамошний народ – просто сборище фанатичных язычников!

– Нет, Тразея, ты все перепутал, – возразил ему Дорифор, – это они считают нас язычниками и заявляют, что мы своим присутствием оскверняем их святую землю.

– Эти иудеи сейчас здесь, в Риме, – сказал Эпафродит, мой секретарь по петициям. – Клавдий их изгнал, но они как-то прокрались обратно. На самом деле, думаю, это посланцы от иерусалимского первосвященника. Прости, что до сих пор не организовал вашу встречу.

– И как давно они в Риме? – спросил я.

– Несколько лет, – сказал Эпафродит, склоняя покаянную нечесаную голову.

– Это из ряда вон! – возмутился я.

– Прости, цезарь. Я немедленно приступаю к подготовке вашей встречи.

Затем я сообщил всем присутствующим о нашем решении по поводу ситуации в Армении.

– Они понимают только силу! – немедленно осудил его грубый и вспыльчивый сенатор Нонний Силий. – Пошли туда побольше генералов и солдат, пусть сровняют их с землей!

– Для начала пошлем одного генерала и посмотрим, как он со всем справится, – уверенно сказал я.

– Германик, твой великий предок, такого бы не посоветовал, – нагло заявил Нонний.

– Германик подчинялся своему императору, и мои генералы будут подчиняться мне, своему верховному главнокомандующему.

Нонний зло сверкнул глазами, но промолчал.

– У меня есть предложения касательно исследований дальних земель, – заговорил Сенека, поднявшись. – Если император склонен их выслушать, я бы рекомендовал послать наших солдат вниз по Нилу на поиски его истоков. Также мы могли бы послать людей на север, на поиски месторождений янтаря.

Янтарь. Сенека знал, что мне нравится этот камень, как и то, что мы вынуждены переплачивать посредникам. Что же касается Нила, место его истока оставалось тайной, а я любил разгадывать тайны.

– Разведывательная экспедиция по Нилу будет крайне полезна для планирования эфиопской кампании, – сказал Бурр. – К разговору о провинциях и присоединении новых, Эфиопия – весьма многообещающий кандидат.

Эфиопия. Богатства. Черное дерево. Золото. У меня чаще застучало сердце.

– Я бы поддержал этот план, – сказал я и решил поставить на этом точку. – Встретимся через несколько дней и все подробно обсудим.

Оставшись в комнате один, я встал и, налив себе высокий кубок красного вина, сделал поразительное открытие – оказалось, я в течение всего дня ни разу не вспоминал о Поппее.

* * *

Следующие несколько часов после совещания я обдумывал донесения секретарей и внимательно изучал карты.

Маршруты двух предложенных Сенекой экспедиций уходили один – далеко на юг, другой – далеко на север. Косая линия длиной почти три тысячи миль тянулась от ледяных морей, омывавших варварские земли, до знойных и сухих пустынь Африки. В этот момент меня, как никогда раньше, поразили размеры Римской империи. Я нес ответственность за империю, это был тяжкий груз и мой долг – тащить эту ношу день за днем, шаг за шагом. Чтобы править таким «кораблем», нужны ум, опыт и здравомыслие… и мудрость, которую только боги могут даровать человеку.

Разглядывая карту, я мысленно оценивал размеры земель. Да, я не раз говорил, что империя достаточно велика и нет нужды расширяться дальше. Но за Средиземным морем, которое теперь было принято называть попросту Римским озером, лежало Черное, и на ближайшем к нам западном побережье у нас уже были провинции – Мёзия, Фракия, Вифиния и Понтийское царство. Но восточные берега манили к себе, там была Армения с ее нерешенными или нерешаемыми проблемами, но там же был и Киммерийский Боспор с полями пшеницы, которая очень бы пригодилась Риму с его постоянно