Она кивает:

– Понимаю.

Нас окутывает тишина. Я смотрю по сторонам кинозала, размышляя, как лучше затронуть эту тему. Голова Уильяма выглядывает из-за другого стеллажа. Он показывает пальцем на часы, затем разыгрывает пантомиму: сначала гримасничает, потом машет рукой и, наконец, делает вид, что пылесосит. «Кислотно-щелочной баланс». Я закатываю глаза и поворачиваюсь обратно к Пейсли.

– Послушай, Пейс, – я снова беру ее за руку, рисуя пальцем линии на ее костяшках. – Джон Питтерс в Аспене.

Она никак не реагирует. Ее пальцы напряжены, думаю, как и все ее тело, но с ее губ не слетает ни слова. Она смотрит на свои колени.

«Она знает», – думаю я. – «Она уже знает».

А значит, она его уже видела. Мне становится плохо. Ее рука выскальзывает из моей. Она падает на диванную подушку.

– Он нашел тебя, – понимаю я. Она снова ничего не говорит. Я начинаю паниковать. – Что он сделал, Пейсли? Что он сделал?

В этот момент плотину прорывает, и вода заливает все вокруг. Она не просто плачет, она совершенно разбита. Я обнимаю ее, ее хрупкое тело прижимается ко мне, а слезы влажными солеными дорожками стекают по моей шее.

Я хочу убить его. Прямо сейчас. Я хочу найти его и убить за то, что он так ее сломал.

Проходит целая вечность, прежде чем она немного успокаивается. Уильяма рядом уже нет. Я краем глаза заметил, как он положил ключи от магазина на прилавок рядом с попкорн-машиной и тихонько закрыл за собой дверь.

В какой-то момент Пейсли отстраняется и смотрит на меня. Ее лицо красное, а синие глаза полны слез.

– Мне придется вернуться к нему, Нокс.

В жизни бывают моменты, когда ты что-то слышишь, но это настолько сюрреалистично, что оно никак не хочет укладываться в голове. Это как раз такой момент. Она говорит слова, и я прекрасно их слышу, но до меня не доходит их смысл.

– Нет, – говорю я. – Почему?

Она хватается за горло. Наверно, из-за подступившего кома.

– У меня нет выбора. Я должна вернуться в Миннеаполис.

– Ни в коем случае. Послушай, Пейсли: папа с ним разберется. Этот ублюдок уедет из Аспена и больше никогда тебя не побеспокоит. Тебе нечего бояться, ясно? У моего отца есть влияние и связи с нужными людьми. Он как-нибудь с этим разберется.

– Он не сумеет с этим разобраться, – ее голос прерывается рыданиями. Я с трудом понимаю ее речь, так сильно она плачет. – Может, у него и есть влияние, но он не выше закона.

Я моргаю:

– Закона?

Она переводит дух, как будто то, что она собирается сказать, отнимет у нее все. Просто все.

– Я связана с ним контрактом. Я сбежала и подписала контракт с «АйСкейт», хотя все еще была связана контрактом с Джоном.

Ее слова – это удар твердым, как сталь, кулаком в мое солнечное сплетение. Мне трудно дышать.

– Как глупо, – всхлипывает она. – Как глупо, что я вообще сюда приехала. Я разрушила свою жизнь и твою тоже, хотя с самого начала знала, что ничего не получится.

Я не знаю, что делать. Хотелось бы мне сказать ей, что мы справимся, что все будет хорошо, но это ложь. В панике я пытаюсь найти выход, но его нет, ни одного. Легкие горят. Им нужен кислород. Я дышу, но такое ощущение, что воздуха нет. Будто я задыхаюсь.

– Понятно, – выдавливаю я. – У тебя с ним контракт. Но это ничего не меняет, Пейсли. Если ты вернешься, я поеду с тобой. Я буду защищать тебя от этого ублюдка, пока контракт не закончится, и мы не сможем вернуться в Аспен.

Она качает головой:

– Твоя жизнь здесь, Нокс.

– Теперь ты тоже часть моей жизни.

Мне не следовало этого говорить, потому что она заплакала еще сильнее. Я встаю, беру ее за руку и поднимаю на ноги. Они шатаются, как будто она пробежала марафон.

– Вот так. Пойдем домой.

Она все еще смотрит в пол. Я поднимаю ее подбородок и смотрю ей в глаза.

– Знаешь, ты так мне нужна, Пейсли, что это пугает меня до смерти. Но вот я здесь, на грани паники, возможно, в мании величия, и ты мне по-прежнему нужна. Это значит, что я поддержу тебя, несмотря ни на что. Только обернись – я тут как тут. Одно слово – и я тебя выслушаю. Я больше никуда не уйду, хорошо?

Она кивает, и я чувствую, что она действительно понимает, как много она для меня значит. Но еще я думаю, что она считает, что со своим прошлым она должна разбираться сама. Что она не хочет навязывать его мне, потому что оно разрушило ее саму.

И это пугает меня даже больше, чем все остальное, потому что это означает, что я могу ее потерять.

Эта мечта родилась в твоем сердце не случайно

Пейсли

Дыхание Нокса касается моей щеки. Он поздно лег спать. Полночи я пролежала под его одеялом, слушая их с Джеком голоса и не понимая, о чем они говорят. Да и слушать не хотелось. Мне ясно одно: Нокс не уедет из родного города и не потеряет место в университете из-за меня. Я ни за что не позволю этому случиться.

«Еще немножко, – думаю я, чувствуя, как его грудь вздымается и опускается у меня на спине. Он крепко меня обнимает. – Еще минутку».

Так я думаю уже полчаса. Но время летит, и когда я протягиваю руку и нажимаю на кнопку телефона, я понимаю, что больше не могу лежать.

Я должна его отпустить.

У меня дрожат ноги. Дрожит все тело. Все внутри меня кричит, чтобы я не вставала. Когда я сажусь, рука Нокса скользит по моей руке. Он переворачивается на спину, приоткрывает губы и спит дальше. Лунный свет проникает между шторами и освещает его серым светом. Сначала жизнь протащила меня по грязи, а потом подарила величайшее счастье на земле, чтобы потом снова отнять его и навсегда оставить воспоминания о том, какой прекрасной она могла бы быть.

Кровать скрипит, когда я встаю. Я беру свой телефон и делаю фотографию Нокса, чтобы можно было в любой момент на нее полюбоваться. В комнате темно, но я могу разобрать его ангельское лицо, а оно мне еще пригодится.

Я стою посреди комнаты, завернувшись в огромную серую худи Нокса, и слушаю тиканье будильника.

Это ужасно. Ужасно отпускать то,