Шрифт:
Закладка:
При первых же словах мадам де Праз Жан Марей вздрогнул, но быстро взял себя в руки и дослушал до конца с приветливой улыбкой.
– Не думаю, что мадемуазель де Праз станет себя насиловать… – начал было он, но Жильберта, жестом остановив жениха, воскликнула:
– Поклянитесь, поклянитесь мне, тетушка, что, если я поеду в Люверси, вы больше и слова не скажете о переносе даты нашей свадьбы!
– Клянусь, – с поистине материнской нежностью заявила мадам де Праз. – Для меня выбор Люверси – не пустая блажь. Дома, как говорится, и стены помогают. В родном имении мне проще организовать торжество, дополнительные три недели не потребуются. Кроме того, я желала бы исполнить в отношении Люверси своеобразный долг. Твоя мать, дорогая, часто говорила мне: «Как я мечтаю, чтобы малышка Жильберта, когда придет время, обвенчалась со своим возлюбленным именно в нашем райском уголке!»
– Венчаться там? Погодите, тетушка, такого уговора не было. Поехать туда – да, я готова, поскольку вы требуете. Но только один-единственный раз.
– Пфф! Да ничего другого я и не прошу! Труден лишь первый шаг, как ты знаешь. Надеюсь, тебе так понравится в замке, что ты сама решишь пожить там недельки две.
– На это даже не рассчитывайте!
– Отправимся туда в четверг, хорошо? Мсье Марей, вы слышите?.. А, мсье Марей снова уже на луне… Простите, что прерываю ваше инопланетное путешествие. Отправимся в Люверси в этот четверг на авто, вы согласны?
– В четверг около полудня? – уточнил Марей, стряхивая задумчивость. – Почему бы и нет?
– Ну да – лучше в полдень, – усмехнулась девушка. – Чтобы успеть скататься туда и вернуться.
– Несносная девчонка! – погрозила ей пальцем мадам де Праз.
– Видимо, я очень люблю вас, тетушка, иначе не согласилась бы на подобное условие.
– Я скорее поверю, детка, что ты «очень любишь» кого-то другого…
Джаз-банд, загремевший по команде де Праза в знак приветствия первого припарковавшегося у подъезда автомобиля, заглушил последние слова графини. Голос Жильберты утонул в патетических звуках саксофона. Обняв тетку, девушка прокричала ей в ухо:
– Итак, второе июня? Я объявлю всем гостям!
– Да-да, – подтвердила мадам де Праз, направляясь к двери, но, внезапно вспомнив о чем-то, шагнула назад и сказала Жану Марею: – Ах да, чуть не забыла! Вечером мы едем в театр и берем вас с собой. У меня в «Одеоне» ложа. Сегодня дают «Прокурора Галлерса». Вы, наверное, знаете, это возобновленный спектакль.
– Маман! – прокричал Лионель, заглядывая в комнату. – Вы где? К нам валом валят.
Мадам де Праз, укоризненно передернув плечами, поспешила встречать гостей.
* * *
Праздник был в самом разгаре, когда Лионель, улучив минутку, увел мать в сторонку:
– Почему вам так важно, чтобы Жильберта поехала в Люверси?
– Да мне это не так уж и важно. Я всего-навсего хотела выиграть время, передвинув свадьбу на более позднюю дату, но ты бы слышал, как мне дерзила эта строптивица! Я поняла, что придется уступить, и на ходу придумала способ, который не стал бы явной капитуляцией. Услуга за услугу, как говорится. Честь спасена. Впрочем, есть у меня одна мысль…
– Кто бы сомневался!.. Но я хотел поговорить с вами не об этом. Сегодня я имел с Жаном Мареем у него дома весьма занимательную беседу…
И Лионель рассказал матери о случайно обнажившейся татуировке мсье Жана и обо всем, что последовало далее, акцентируя внимание графини на тревожном состоянии, в которое впадал Марей, едва разговор касался случившейся трагедии в Люверси.
Мадам де Праз выслушала сына с предельным вниманием.
– Марей вообще непростой человек, себе на уме, – заметила она. – Но кто знает, какие мысли роятся у него в голове? Как их прочесть? Расследование в этом направлении может затянуться, вдобавок оно чревато случайностями, успех не гарантирован, а время не ждет. Свадьба уже скоро, а у нас никаких результатов. Нужно действовать самым спешным и решительным образом, пустить в ход все средства, чтобы помешать этому браку. Я трезво взвесила наши шансы и убеждена: в данный момент мы должны пренебречь выяснением роли Жана Марея в смерти мадам Лаваль. Если он и причастен к гибели моей сестры, это еще надо доказать. Наш план заключается в том… – перешла графиня на шепот и огляделась по сторонам, удостоверяясь, что их никто не слышит.
– Ну же, выкладывайте!
Мать и сын стояли у окна. Вокруг царило невероятное оживление. Звуки джаз-банда терялись в многоголосом гуле разговоров, криков, пения и смеха. Центром светской вселенной являлась, конечно, Жильберта Лаваль. Официальное сообщение о помолвке сделало ее королевой бала, едва не утонувшей в море поздравлений, пожеланий, улыбок и взглядов. Графиня де Праз на глазах превращалась в бедную родственницу, которая станет серой мышью, как только передаст связку ключей от сейфа в руки «мадам Жан Марей». На графиню уже сейчас никто не обращал особого внимания, и, пользуясь этим, она детально посвятила сына в свой проект:
– Когда ты, Лионель, делился со мной впечатлениями от посещения полиции, я отметила про себя одну немаловажную деталь. Похоже, префект не слишком уверен в том, что Фредди Уж снова не скатится на дно, если его кто-нибудь подтолкнет. Не станем заходить далеко и предполагать, что он мог бы пойти на убийство. Но то, что он способен, скажем, совершить кражу, представляется мне вполне вероятным.
– Я вас понял, маман. Нам нужен вор. Вынудить его что-нибудь украсть, верно? Таков ваш план? По правде сказать, я и сам размышлял о чем-то подобном.
– Что, если сделать из Фредди того, кем он, вероятно, был раньше? А если даже и не был, то умышленно ввести его в это искушение. Судьбоносная дата – второе июня – требует того, чтобы Фредди Уж стал или снова стал вором. Лишь таким путем нам удастся расстроить свадьбу.
– Не забывайте, маман: Жильберта так сильно любит его, что, наверное, предпримет попытку его излечить.
– Так или иначе, а свадьбу придется отложить sine die[125] – об этом я позабочусь, не беспокойся. Это будет не только мой долг, но и мое право. И тогда мы получим шанс действовать так, как сочтем нужным. Впрочем, я знаю психологию молодых дам. Им достаточно увидеть, что любимый человек превратился в грабителя или порочного мономана, чтобы остыть к нему на веки вечные.
Лионель всегда восхищался энергичностью и несгибаемой волей матери, ценил ее сильный характер, способность устоять перед шквалом бед