Чтобы получше разглядеть этот пробудивший в нем любопытство предмет, «сыщик» даже поднялся со стула.

– Ключ от погреба, – пробурчал Лефевр.

– Настоящий раритет! – восхищенно произнес гость. – Семнадцатый век. Эпоха Людовика Тринадцатого.

– Так мсье – знаток древностей? – учтиво осведомилась Мари, то и дело переводя взгляд на банкноты, которые сжимала в руке. – Если мсье так нравится этот ключ, то мы без него обойдемся – закажем новый.

– Может, когда-нибудь я у вас его и куплю… – пробормотал гость.

Но то ли потому, что он никак не мог отделаться от терзавших его мыслей, то ли по какой-то другой причине он произнес эти слова таким странным и загадочным тоном, что супруги Лефевр не посмели настаивать.

– Эта драма в Люверси, – добавил он напоследок, – представляет собой столь мудреную загадку, что, похоже, мне придется отказаться от попыток пролить на нее свет.

– Какое у вас опасное ремесло! – воскликнула Мари. – Господи! Вот я бы ни за что не смогла заниматься подобным делом!

– Да, мадам, весьма опасное. Временами меня окутывает такой мрак, что хочется все бросить.

– Но чего бояться-то? – с кисло-сладкой миной заметил Лефевр. – Змея-то давно сдохла.

– Верно, – согласился посетитель. – Но ведь убийца-то, который ее использовал, все еще жив, полагаю, и мне страшно даже подумать, кто это может быть.

Машинально он повторил:

– Да, страшно, очень страшно». – Затем, встряхнувшись, наконец вышел из состояния оцепенения, поблагодарил Лефевров и неспешным шагом направился к двери.

– Так ключ, значит, вам не нужен? Или все же сохранить его для вас?

«Сыщик» обернулся на эти слова Мари Лефевр, немного поколебался, а затем сказал:

– Да нет, не стоит. Оставьте себе… Я не покупаю ключей, мадам.

И он удалился.

На вокзале он сел на ближайший парижский поезд, но вышел в Мо, где довольно далеко от станции его ждал новехонький, с откидывающимся верхом, «роллс-ройс».

Глава 12

Татуировка Жана Марея

Лионель де Праз явился к Жану Марею буквально через несколько минут после возвращения покрытого белой дорожной пылью кабриолета, но явился без малейшей задней мысли. Отныне Марей если и интересовал его, то исключительно как Фредди Уж, – иными словами, ему нужно было ждать ночного Жана Марея: до слов и жестов дневного ему теперь не было никакого дела. Тот, другой, был в сотню раз более уязвим.

Впустивший графа лакей сообщил, что мсье Марей только что приехал на автомобиле и сейчас переодевается.

– Доложите ему обо мне, – попросил Лионель.

Гостя провели в изысканного вида библиотеку, окна которой выходили во двор, где шофер тщательно, не жалея воды, мыл кабриолет.

Жан Марей появился в свободном домашнем костюме, перетянутом поясом на стройной талии.

– Не стоило так спешить, – извинился граф. – Я спокойно дождался бы, пока вы будете совершенно готовы.

– Что нового? – спросил Марей, обменявшись с ним крепким рукопожатием.

– Да совсем ничего. Просто проходил мимо вашего дома, вот и решил зайти и забрать вас с собой. Вы ведь помните, что у нас сегодня, с пяти до восьми, будет весьма оживленно? Five-o-clock[123], музыка и тому подобное.

– Разумеется, помню, и если вас не затруднит подождать еще минут этак пятнадцать…

– Пожалуйста, дорогой друг, никаких проблем.

– Дело в том, что я только что вернулся из Мо.

– Копались в архивах, полагаю? Как ваша работа над книгой? Продвигается?

– Понемногу.

Лионель тотчас же заметил, что Марей, по обыкновению, рассеян, то есть ему трудно сосредоточиться на чем-то определенном. С тех пор как граф начал штудировать статьи психиатров о переменном сознании, он убедил себя, что причина задумчивости Жана Марея заключается в смутной мучительной тревоге, которую аристократу причиняет его другая, ночная личность. Присутствуй Лионель в лавке Лефевров во время их беседы с «сыщиком», он еще больше утвердился бы в этом своем мнении.

– Невесело? – спросил он. – Кошки скребут на душе?

– У кого не бывает забот?

– Стало быть, вы не нашли там то, что искали?

– И да и нет, – уклончиво ответил Марей. – Угощайтесь, вот сигареты. А может, хотите какую-нибудь книгу? У меня тут есть очерки о верховой езде, с зарисовками, сделанными в Сен-Фале.

– Давайте, – согласился Лионель.

Жан Марей подошел к книжному шкафу и привстал на цыпочки, чтобы снять с самой верхней полки толстенный том в кожаном переплете. Широкий рукав его костюма спустился до локтя, явив взору гостя татуированную змею. Хозяин понял, что де Праз заметил татуировку, и даже не попытался ее скрыть.

– Черт! – разве что произнес он с легкой улыбкой. – Вы видели мой небольшой секрет.

– Какой еще секрет? – игривым тоном воскликнул Лионель. – Вот эту татуировку? Ну, я ведь вам не Жильберта, чтобы пугаться, отводить взгляд.

– Это маленькое произведение искусства оставил на моей руке один японский художник, когда я ходил в кругосветку.

– И давно это было?

– Мне тогда едва исполнилось семнадцать. Татуировки только что вошли в моду, вот я и набил себе такую. Сейчас, конечно, я понимаю, каким был глупцом, и если бы я мог предвидеть, что моя невеста будет панически бояться змей… Вы не окажете мне услугу?

– Без проблем. Какую именно?

– Прошу вас, не говорите об этой злосчастной татуировке Жильберте – по крайней мере, до тех пор, пока я ее не выведу. Этим займется хирург; подобные операции проводятся легко и быстро.

– Договорились, черт побери, – и словом не обмолвлюсь! Но только долго не тяните, хорошо? Кузина змей на дух не переносит.

– Я надеюсь излечить ее от этой фобии и приложу все усилия для того, чтобы она окончательно забыла о подобного рода страхах уже в ближайший месяц.

– И как же вы намерены этого достичь?

– Я рассчитывал найти эту змею из Люверси, живой или мертвой… Да, представьте себе: была у меня такая мысль, но теперь…

– Продолжайте, продолжайте, я вас внимательно слушаю.

– …Но теперь я чувствую, что не в силах осуществить это намерение. Уж и не знаю почему. Она мне надоела, опротивела, – короче, хотя я и вполне уверен, что гадина сдохла, меня уже совсем не тянет добывать тому доказательства. Впрочем, это было бы совсем не просто.

– Разумеется, сдохла, тут и думать нечего! – решительно заявил Лионель.

– Постараюсь сделать так, чтобы и Жильберта разделила со мной эту уверенность, но посвящать вас в подробности пока не стану.

– Странно, очень странно! – поразился граф, стараясь не выдать внутреннее смятение. – Вы, человек ламп и ключей…

– Да, действительно странно… Я и сам не могу себе объяснить. Это некая стихия, которой я подчинен. Впервые в жизни отвращение мешает мне удовлетворить желание. Но лучше не будем об этом.

– Я