советчины в целом, но борются против нее всеми доступными им способами, погибают, но внутренне не сдаются в этой борьбе, и все проявления нирванизма им абсолютно чужды. Это волевые, упорные люди, идущие своими, хотя и различными путями, но к одной единой для всех цели.

Что же освещает им их мучительный путь к этой противостоящей большевизму цели? Светоч, на который указывает, подтверждая свои слова множеством примеров, М. Бойков так же прост и ясен, как его литературный «рецепт». Имя этого светоча – Бог.

Господни пути неисповедимы, учит нас Писание. Неисповедимость, необычайность путей, ведущих к Богу современного подсоветского русского человека, показывает в своих рассказах Михаил Бойков. Они подлинно необычайны, порою, кажется, до невероятия, и только проварившийся в адском советском котле читатель полностью поймет правдивость показанного Бойковым, оценит ее и подтвердит рядом своих личных наблюдений. Не прошедший этого «советского закала» поверит с трудом, может быть даже и не поверит…

Трудно ему понять и представить, например, священника, идущего во имя христианского подвига, во имя любви к ближнему своему… на службу НКВД в качестве конвоира отправляемых на расстрел. А между тем М. Бойков ясно видит этот подвиг и разъясняет его читателям. Сопровождая смертников, конвоир-священник шепотом дает им послед нее слово утешения, великое обетование Воскресения и Жизни Вечной. В конце концов он, конечно, разоблачен и сам попадает под пулю. Подвиг несомненен, он явен, он реален и он вполне возможен в современной советской действительности. Такие слуги Христовы там были, живут теперь и будут жить, потому что на смену погибшим приходят новые.

Как приходят они к Христу, эти новые Его слуги? Михаил Бойков показывает и это. Он кратко очерчивает целый ряд таких извилистых, сложных и снова почти невероятных путей, как, например, уверовавший в тюрьме яростный активист-безбожник, марксистский робот и комсомолец. Безусловно, многие читатели из не варившихся в советском котле скажут, что Бойков выдумал. А вот я этого не скажу, потому что я видел людей, шедших таким же путем, как Фома, вкладывая пальцы свои в их глубокие сердечные раны.

Ничего подобного, конечно, нельзя найти на страницах романа Ирины Одоевцевой. Это вполне понятно. Трудно, ой как трудно писать о том, чего не видел и не знаешь. Не только трудно, но и опасно для писателя. Еще блаженной памяти Аркадий Аверченко писал очень остроумные сатирические рассказы о подобных попытках и их трагикомических финалах… Некоторые страницы романа Ирины Одоевцевой послужили бы ему хорошим материалом для новелл на ту же тему.

Восемь рассказов, помещенных М. Бойковым в его сборнике, датированы и помечены теми географическими точками, в которых они у него зародились и быть может получили даже первоначальное литературное оформление. Эти точки в целом намечают пройденный автором путь. И не только самим автором, но многими, очень многими из пребывающих теперь в зарубежье бывших подсоветских русских людей. Каждый из этих рассказов может быть проверен такими читателями по обрывкам, сохранившимся в его памяти, и эти обрывки подтвердят ему правдивость М. Бойкова. Географически этот путь намечается так: Ставрополь-Кавказский, Берлин, Рим, Буэнос-Айрес. Кроме последнего пункта, все прочие мною проверены и с чистою совестью свидетельствую почти точную фотографичность рассказанного М. Бойковым и показанного им типажа. Для примера беру рассказ «По-настоящему», герой которого действительно без кавычек герой: бывший советский летчик, еще ранее бывший беспризорник, разудалый силач, говорящий только на специфическом (тоже верно переданном М. Бойковым) советском жаргоне. Герои, конечно, разные бывают.

От иных лучше держаться подальше. Многие с такой же опаской взглянут и на бойковского героя с его кулачищами, непосредственностью, действенностью и особым способом выражать свои чувства, порою не совсем удобным для окружающих. Но так же, как некогда Н. С. Лесков сумел рассмотреть голубиное сердце в тоже мало удобном для общежития дьяконе Ахилле, так и М. Бойков сумел увидеть такое же человеческое сокровище в широкой груди этого детины.

В заключение еще пара слов о сходстве и разнице в книгах Одоевцевой и Бойкова. Сходство в том, что оба эти автора показывают или стремятся показать нечто необычное в нашей серой будничной жизни, выходящее из рамок ее повседневности.

Ирина Одоевцева тужится, выдавливает эту необычайность из грязных тряпок банальных и пошлых романов своих предшественников и предшественниц. В результате получается более чем сомнительное снадобье для пользования низших слоев читательской массы, а сама ее необычайность – только повторение пройденного, обычного и очень затасканного.

Михаил Бойков тоже дает необычайное, но ищет его без потуг, без напряжения лишь отбирая нужное из богатых запасов своей памяти и опыта пройденного им пути. Такой свободный творческий отбор безошибочно ведет его к поставленной цели. М. Бойкову не нужно рядить, костюмировать свои персонажи. Они уже одеты. Сама жизнь дала им эти наряды. Рубище? Лохмотья? Да, верно, жалкие, порою даже смрадные и страшные лохмотья. Пусть так. Но в этих лохмотьях настоящие люди идут настоящими реальными дорогами к Светлому, Прекрасному и Чистому, к тому, что заповедовал нам Христос. У этих людей есть Вера и с ней ее сестры Любовь и Надежда. Они не говорят и не скажут, как И. Одоевцева, – «Оставь надежду навсегда!».

«Наша страна», Буэнос-Айрес,

24 июля 1954 года, № 236. С. 6

Простая правда

Спор об идейном содержании Русского освободительного движения 1942–1945 гг. до сих пор еще не утратил в зарубежье своей остроты. Часть эмиграции, хотя и небольшая, возглавляемая группою нью-йоркских марксистов, не потеряла еще надежды утвердить свою концепцию «тарелки супа», как основного стимула, побудившего миллионы русских людей блокироваться с нацистской Германией ради нанесения решительного удара марксистской тирании в России. Теперь этот спор даже расширил свои рамки, перейдя в плоскость оценки современного русского подсоветского человека вообще, его идеологии, его морального уровня, его интеллектуального кругозора и т. д. Группировка дискуссирующих остается в общем та же: во главе отрицателей положительных качеств в современном русском человеке – те же сторонники «тарелки супа», подкрепленные теми псевдопрогрессивными элементами, которые видят в нарождении на территории подсоветской России новой интеллигенции личное себе оскорбление, а в шеренге их противников стоят все виды и подвиды национально-почвенной мысли старой эмиграции совместно со многими, созвучными им, интеллигентами «новых» и «новейших».

Таким образом, вопрос, стоявший в чисто политической плоскости, перенесен теперь в области интеллектуальной, духовной и даже религиозной жизни современной подсоветской России. Разрешить его, находясь по сю сторону Железного занавеса и пользуясь лишь обрывками доходящих к нам через него веяний, задача нелегкая, пожалуй, даже невыполнимая, поэтому каждое свидетельство заслуживающего доверия очевидца имеет для всей Российской эмиграции в целом исключительную ценность. К числу таких свидетельств следует отнести обе книги В. Алексеева[137], выпущенные издательством им. Чехова,