— Это неважно, — отрезал Волк и повторил свой вопросболее жёстким голосом, отдающим сталью.

— Пойдёмте.

Парень поволокся к алтарному камню, скрылся застатуей Сварога, которую кто-то лишил головы. Скоро перед глазами Акелыраскрылась одновременно и ужасная, и приятная картина.

«За этим кретином весь “Князь” охотился… Какогохрена зелёный крестоносец тут забыл?»

Тело могучего язычника лежало на выжженой огнёмземле. Недалеко от трупа валялась голова Сварога, мрачно вглядываясь в пустотусумрачной ночи.

— Это… вождь «Перуна»? — Старый Волк не сдержалудивления и голос его это выдал. «Как можно было сразить это чудовище?! Он жеприкончил две сотни новобранцев, а до этого терроризировал “Князь” добрыхпятнадцать лет! Даже старина Ашер, которы прикончил прежнего вождя Молний этогоурода одолеть не сумел!»

— Да, он самый, — кивнул парень на побледневшийтруп. Тело, испещрённое древними татуировками, истекло кровью, и та сталасвёртываться, глаза впали, длинная, густая борода, завязанная в несколькоузлов, растрепалась, чёрные как смоль волосы, спадавшие до плеч, промокли открови и спутались. Тело некогда сильнейшего языческого вождя побледнело иужалось, лишив того прежнего могучего облика, превратив в тень себя прежнего.Рядом с его иссечённой правой рукой лежала его длинная секира. На фоне слабоголунного света, лезвие блестело и жадно скалилось, словно бы норовя сновапопасть в руки к своему хозяину. Бык безразлично смотрел в сумрачное небо, где прорезямиоткрывались россыпи звёзд.

Старый Волк использовал астральное зрение и толькотеперь почувствовал слабую остаточную энергию, напоминавшую демоническую.

— Здесь был кто-то ещё?

— Да, — Парень отошёл к разбитому, сожжённомучастоколу, на который будто обрушился небоскрёб и из-под снега вынул связку изтрёх болтавшихся голов. Они порядком высохли, несло от них как от тысячелетнеготрупа, все в древнем тряпье и с десятками пустых глазниц. Жёлтый череппроглядывал то тут, то там, проступая за тонким слоем кожи. Головы связаливерёвкой, и они больше походили на человеческие, но точно сказать было нельзя.— Вот этот засранец.

— Когнос? — вырвалось у Старого Волка против еговоли. «Что он здесь делает? Какого хрена здесь творится? Сильнейший язычник и демонпервого порядка, но оба они мертвы, а какой-то щенок жив-здоров?! Не можеттаких чудес быть…»

— Он самый, — прокряхтел беловолосый и бросил головык ногам Старого Волка. Тот рефлекторно отпрянул, вспоминая, скольких жертвскормил этому ублюдку.

Луна снова освободилась от плена туч и воссияласвоим холодным бризом.

— А теперь ты расскажешь мне всё, что здесьпроизошло, парень, — приказал Старый Волк. — Всё до единого.

— Долго же придётся рассказывать, — пожал плечамибеловолосый, корчась от боли и потряхивая протезированной рукой, — глядишьпомру и никто меня отсюда не вызволит.

— Думается мне, сынок, что после такого, —Старый Волк ткнул на мёртвого язычника и останки древнего демона, — тывернёшься в корпус совсем другим человеком.

Однорукий не сдержал хитрой улыбки и принялсяизлагать свою историю.

Глава XXVII. Заря и Тени

Судороги не оставили его даже спустя три часа. Онсидел, бездумно смотрел в снег, что-то бормотал себе под нос и дрожал, какосенний лист. Он пускал слюни изо рта, то и дело хватался за голову, сбивчивокричал и снова умолкал. Чёрные вены пальцами обхватили его горло, проступили наруках, подступили к глазам, высеклись на висках и голове. Капилляры в глазулопнули, и белая склера залилась красной паутинкой. Из ушей и носу то и делошла кровь, но через какое-то время останавливалась, чтобы вскоре прорватьсяснова.

Солнце светило во всю, разбрасывая жёлтые копья позимним шапкам леса, но едва ли от него исходила хоть какая-то толика тепла.Мороз грыз руки и ноги, пробираясь и без того рваную, потрёпанную одежду.Пальцы на руках и ногах покраснели, щёки горели, а в желудке было пусто. Всёэто действовало Однорукому на нервы, но от постоянного бормотания и вскриковВиктора, беловолосый хотел похоронить боевого товарища прямо здесь, освободивего от мучений одним взмахом меча.

— Опасный это клинок, — сказал Однорукийобезумевшему Виктору, но тот едва ли его услышал. Последний час беловолосый самсебе находил развлечение: метал снежки в дерево, исследовал сожжённые языческиедома, пытался поднять срезанную голову Сварога и вернуть её на законное место,не без интереса рассматривал труп Быка, вся мощь которого исчезла после одноготочного удара клинком.

Зрелище было действительно жуткое. Однорукийсправедливо думал, что язычнику моча в голову ударила, иначе парень немог объяснить то, как это лесное чудище умудрилось выронить своё главноеоружие, лишившись главного преимущества. Более того, беловолосого удивляло, чтоего догадливый товарищ решился использовать клинок и, самое удивительное, попалублюдку точно в сердце и бил до тех пор, пока этот бугай не ослаб, рухнув всугроб. Крови было целое море, но самое страшное началось потом, когда измогучего тела воина полилась чистая энергия, переливаясь бурыми, чёрными ибордовыми цветами. Виктор невольно раскрыл рот и эта энергия, как какой-точервь поползла внутрь. Однорукому показалось, что в этом потоке ревут душиубитых, в хороводе переливаясь своими аморфными остатками лиц, которых поразилужас и страх. Глаза Виктора залились белым, и он трясся, но Однорукий нерешился подходить. И вот, когда этот кошмар закончился, его умник-товарищрухнул на снег и провалялся с добрый час в его одеяле.

После он едва поднялся со снега и, пошатываясь, какбудто выпил половину мировых запасов спирта, доплёлся до алтарного камня итеперь сидел там, загоняемый дрожью, судорогой и ещё невесть чем.

«Оставь его, — вкрадчиво прошептал собственныйвнутренний голос, — он уже не жилец. Сколько раз этот ублюдок тебя едва неубил? Сначала вместо него на алтарь пошёл ты, затем за ним потянулась охота,оказалось, что у него контракт с владыкой Ада,