Он также не ожидал, насколько быстро и полно его политика гласности и демократизации высвободит этот потенциал [Brown 1996, ch. 8]. Наконец, он не понимал, что выбранные им конкретные политические реформы – внезапная необходимость избирать региональных партийных должностных лиц на всеобщих выборах, проведение парламентских выборов в республиках после (а не до) общесоюзных парламентских выборов – ускорили потерю центром контроля.

Можно было бы возразить, что если бы Горбачев созвал Конституционное собрание и предложил возможность создания демократической федерации в 1988 году, а не с неохотой и реагируя на обстоятельства – в 1989–1990 годах, то он смог бы замедлить действие центробежных сил и избежать окончательного краха Союза. Точно так же, если бы он согласился с отделением прибалтийских республик в 1989 году – при условии, что у него была возможность так поступить – и определил их как «особый случай», то он, возможно, облегчил бы путь к федерации, согласованной между оставшимися двенадцатью республиками. В качестве альтернативы, если бы он с самого начала постоянно применял силу, чтобы ограничить протесты и игнорирование приказов Москвы, то таким образом он мог бы удержать Союз от распада[440].

На этот счет в распоряжении у Горбачева было мало теорий. Кое-кто в стране и за рубежом призывал его в то время решительно продемонстрировать силу, чтобы обуздать центробежные силы в республиках, полагая, что это не приведет к обратному эффекту (насилие со стороны государства иногда сдерживает эскалацию, но иногда вызывает гнев и усиливает неповиновение). Другие голоса внутри страны и за рубежом призывали к переговорам о более широких степенях автономии для республик и продвижению к согласованной с ними федерации. Горбачев прислушивался к этим голосам, но не вовремя (оказалось, что было уже слишком поздно), и его предложения, как правило, опережали растущие требования. Неизвестно, была ли у него возможность сделать что-нибудь, под принуждением или идя на уступки, что смогло бы предотвратить центробежную спираль 1990–1991 годов.

Неизвестно, как бы отреагировали Политбюро и ЦК, если бы Горбачев предложил ненасильственные альтернативы[441]. Это спорный вопрос, поскольку и его политическая стратегия, и его видение СССР не позволяли Горбачеву серьезно рассматривать такие альтернативы. Непонятно даже, насколько он осознавал их осуществимость и эффективность. Его образ «третьего пути» между социализмом и капитализмом был основан на сочетании социального благосостояния и демократичной политики, которое встречалось и в марксистском наследии, но он полагал, что экономика, а не этническая принадлежность, является основным мотиватором человеческого поведения.

Если считать, что главными причинами распада Советского Союза были радикализирующие действия Ельцина (и правительства РСФСР), можно утверждать, что одной из ключевых ошибок Горбачева явилось возвращение Ельцина в политику. Горбачев пытался, но безуспешно, помешать победе Ельцина на выборах 1989–1991 годов. Чем больше истеблишмент пытался надломить Ельцина, тем выше росла его популярность в глазах мобилизованного электората. Возможно, Горбачеву следовало политически похоронить Ельцина в начале 1988 года, вместо того чтобы дать ему высокую должность в Министерстве строительства, позволившую ему оставаться на аренах власти. Несомненно, тот факт, что он неохотно позволил Ельцину выступить на партийной конференции в июне 1988 года, в трансляции по национальному телевидению, дал Ельцину платформу для популистского возрождения.

Пожалуй, никакие действия Горбачева, кроме разве что отказа от его политических реформ, не могли бы предотвратить распад СССР. Если это так, тогда Горбачева все еще можно критиковать за его донкихотскую неспособность оценить масштаб центробежных этнических сил, с которыми он имел дело и которые высвобождал. Если сравнить достигнутые результаты с его целями, национальная политика Горбачева (как и его экономическая политика) не была впечатляющей. Он выполнил выдающуюся работу по разрушению советского унитарного государства и по внедрению демократических выборов в республиках, тем самым создав условия для попыток переговоров о федеративной или конфедеративной альтернативе. Но ему так и не удалось завершить эти переговоры. Как и в экономической политике, здесь ему лучше удавалось разрушать, чем строить.

Баланс успехов и неудач

Если выбрать за отправной пункт, скажем, начало 1990-х годов, то первые пять лет пребывания Горбачева у власти выглядели как история успеха. Его достижения в создании нового экономического и межреспубликанского порядка не впечатляли, но в области разрыва со старым режимом во всех сферах и в проведении мирного перехода к новым политическому и международному порядкам его действия были новаторскими. В отношении последнего он являлся творцом событий и обладал уникальными лидерскими качествами. Его политическая тактика и стратегия укрепления авторитета подходили для решения задачи по переводу устаревшей системы на новый путь.

Политическая тактика Горбачева, если рассматривать ее с позиций 1990 года, похоже, тоже сработала. Избирательно умиротворяя консервативные силы или вступая с ними в союз и одновременно повышая издержки возможного реванша, Горбачев смог удержать политическую инициативу, не провоцируя консервативный или реакционный переворот. Высвободив радикальные общественные силы, предоставив им демократические возможности для политического участия, он смог сохранить импульс реформ, уменьшив при этом стимулы для нигилизма слева и репрессий справа. Сформировав внешнюю политику, мобилизовавшую международные силы на поддержку перестройки, он повысил привлекательность удержания своего курса, повысив при этом издержки отката назад.

Однако с точки зрения 1992 года стратегия лидерства Горбачева представляется уже гораздо менее эффективной. Начинали сказываться недоработки его национальной и экономической политики. В сочетании с его политическими реформами рост социальной и политической поляризации подрывал его эволюционную стратегию трансформации, разрушал центристскую базу, необходимую для того, чтобы его политическая тактика оставалась эффективной, и лишал его власти и авторитета. Что наиболее трагично с учетом предпочтений Горбачева, это привело к распаду страны, которую он пытался преобразовать, но уж точно не разрушить.

Любая интерпретация тактических политических ошибок Горбачева (после 1989 года) в его реакции на сползание к периоду политического упадка должна учитывать две вещи: 1) неохотные попытки достичь политического перемирия с Ельциным и 2) его коррекцию курса осенью 1990 года, включавшую увольнение нескольких из его наиболее либеральных соратников и замену их людьми, которые в конечном итоге возглавили в августе 1991 года путч против него. Если бы Горбачев лучше осознавал темп социальной поляризации и то, что он не может справиться с этим без применения силы, он понял бы, что Ельцин и радикалы олицетворяли собой будущее. Он продолжал бы двигаться «влево» (то есть в радикальном направлении), чтобы идти в ногу с этими общественными силами, хотя и необязательно разделяя все их политические предпочтения[442]. Вместо этого, двигаясь вправо, но сохраняя свое обязательство не применять широкомасштабных репрессий, он в значительной степени сжег мосты к радикальному лагерю, в то же время