— «Похоже, он ел шоколад и запивал его инсулином», — процитировал комментарии главврача подмосковного госпиталя Иван Степанович и прикрыл глаза, припоминая слова профессорши: — «При диабетической коме — то есть при нехватке инсулина в крови — уровень сахара повышается, блокируя поступление в клетки глюкозы. Организм начинает вырабатывать глюкозу из жиров, что приводит к его отравлению ядовитыми продуктами распада — запах ацетона говорит о концентрации в организме кетоновых тел. Страдает центральная нервная и сердечно-сосудистая системы, органы дыхания. При инсулиновой коме уровень сахара резко падает, что приводит к неадекватному состоянию (больной не понимает, где находится, с кем разговаривает, не узнает родных) и последующей потери сознания — в этом случае в первую очередь страдает головной мозг, реагируя на нехватку глюкозы. Если уровень глюкозы очень низкий, то процесс необратим…» По-моему, я все правильно повторил. В нашем случае доза инсулина была просто лошадиная, и врачи не могут поручиться за благоприятный исход лечения — не смотря на все их действия, в сознание мужчина пока не приходит.

Все внимательно слушали Ивана Степановича — все кроме Киры: как всегда, ее больше волновали собственные проблемы.

Она сидела в кресле с отсутствующим видом, погруженная в свои мысли — размышления по поводу шоколада занимали ее куда больше, чем лекции о сахарном диабете и его комах. Воспоминания о последней шоколадной конфете из огромной коробки «Вишня с ликером» всплыло из глубин ее памяти.

— Ну, да, конечно! — не к месту воскликнула она, вскакивая с кресла и обводя мужчин торжествующим взглядом. — Я вспомнила, откуда мог взяться у него в желудке шоколад — он ел конфеты, пока ждал, когда Михалыч придет из деревни и принесет клетку с попугаем! Конфеты, подаренные мне на день рождения и оставленные мной в тренерской, — дед Михалыч принес из машины два пакета, в одном были фрукты-овощи, а в другом — коробка шоколадных конфет.

— Кто их тебе по-одарил? — вскинулся Павел, боясь представить себе, что было бы с Кирой, если бы она «угостилась» подаренными конфетами.

— Не знаю, но уж точно не мужчина в ковбойской шляпе — что он дурак добровольно травить себя инсулином, — пожимая руку Павла, вслух рассуждала Кира. — Он просто ел конфеты и пил чай. Хорошо бы узнать, как попал инсулин в эти конфеты? В мои конфеты! Но я их не ела… О Боже! Галина! Анатолий!

Кира схватила сумку, но вспомнила, что телефона нет и растеряно посмотрела на Павла.

— Надо Галке срочно позвонить…

Павел достал телефон и стал искать нужный номер.

— Что случилось, Кира! Объясни по-человечески! — из всего услышанного Дмитрий Викторович понял, что Кира опять оказалась в центре какого-то «криминального действа». — Что за конфеты? Кто их тебе подарил?

— В день рождения кто-то прислал мне два одинаковых букета — дюжину бордово-черных роз и две одинаковые коробки шоколадных конфет на два разных адреса. Сначала я думала, что это Анатолий так зло шутит надо мной, но когда он забрал конфеты из квартиры, засомневалась… Тот мужчина в ковбойской шляпе, съел почти всю коробку шоколадных конфет. Все, кроме трех штук, которые съела…

Павел протянул Кире телефон.

— Срочно ешь сахар и вызывай «Скорую помощь», — закричала Кира, как только услышала знакомый голос, — возможно, ты отравилась инсулином!

83

Шурика Метелкина ввели в кабинет, когда Кира и Дмитрий Викторович прощались с начальником службы охраны.

— Ой, здравствуйте! — удивилась и обрадовалась Кира неожиданной встрече. — Я вспоминала о вас, молодой человек, когда в ГИБДД требовалось подтвердить мою непричастность к несчастному случаю на дороге, но не знала, как вас найти.

— А чего его искать то, Кира Дмитриевна? — недобро усмехнулся Иван Степанович. — Он, как черт из произведения Гоголя, все время был у вас за спиной.

— Что значит «все время был за спиной»? — растерянно спросила Кира, игнорируя открытую Сергеем дверь кабинета.

— Это значит, что сей молодой человек, все это время следил за вами, и сейчас нам с Пал Палычем предстоит выяснить: является ли он сообщником вашего грабителя и похитителя.

— Сообщником грабителя и похитителя? — шепотом переспросил Шурик и покачнулся.

— Нет, что вы, Иван Степанович! — вступилась Кира за перепуганного толстячка. — Молодой человек не может быть причастным к моему похищению. Он помог мне в трудной ситуации.

— Иди домой, Кира. Мы сами ра-азберемся, — Павел хотел поскорее отправить Киру домой, чтобы та отдохнула, а самому, наконец, заняться делами — находясь рядом с ней, он не мог спокойно думать о делах — фантазии уносили его совершенно в другую сторону от работы.

— Да, да, вы идите, Кира Дмитриевна. Домой, — поддакнул своему непосредственному начальнику — Иван Степанович и даже под локоток взял женщину, неназойливо направляя ее в сторону открытой двери. — Мы здесь сами разберемся, как этот молодой человек оказался на дороге, где вы обнаружили избитую женщину, и по чьему приказу несколько дней он следил за вами.

— Нет, нет! Не уходите! — испугался Шурик перспектив «мужских разборок» и схватил Киру за руку, с отчаянием заглядывая ей в глаза. — Не оставляйте меня с ними наедине — они меня точно убьют. Они мне пистолетом грозили, и намеки всякие про кладбище делали… Не уходите, Кира Дмитриевна! Очень прошу вас!

Кира удивленно вскинула бровь и сердито посмотрела на Павла — она не потерпит издевательств над человеком, пусть даже провинившимся в глазах закона!

— Хочется верить, что ваши силовые методы больше применяться не будут. Возможно, молодой человек и совершил оплошность, следя за мной по чьему-то указанию… — Кира сделала жест рукой, останавливая поток оправданий Шурика, — но он не сделал лично мне ничего плохого, наоборот, он мне помог! Теперь моя очередь помочь ему. Очень прошу вас отнестись к молодому человеку, как к моему хорошему знакомому.

Веко у Павла нервно задергалась от желания возразить — женщина не должна вмешиваться в мужские дела, но, помня, как тяжело ему далось ожидание примирения, усилием воли заставил слова, почти слетевшие с губ, вернуться обратно и после непродолжительно молчания пообещал отнестись к молодому человеку по-дружески — главное, чтобы она ушла домой, а