— Скрыть от Николая Семеновича смерть сына мы не смогли,— сказала Татьяна Аристарховна.— Он плакал. А потом собрался с силами и заявил: «Хватит слез. Надо мстить за старшего сына и за второго. За всех погибших людей».

— Мстить беспощадно,— проговорил глухо Александр Антонович. Немного помолчал и как бы самому себе сказал: — А мою Мусю немцы схватили.

— Боже! — испуганно воскликнула Татьяна Аристарховна.

— Подозреваю одного человека. Мы с ним еще рассчитаемся... Передайте Николаю Семеновичу мое дружеское сочувствие. Все мы должны быть твердыми.

От Мельниковых он пошел на базар. Июньское солнце стояло в зените. Александр Антонович снял парусиновый пиджак и перебросил его через плечо. Обмахивая лицо кепкой, неторопливо шагал по пыльной привокзальной улице. Он до сих пор не получил ни одной весточки от жены. «Кто же все-таки выдал Мусю и Жору? Уже две недели как арестованы, а не видно, чтобы гестаповцы предпринимали какие-то шаги для поисков других подпольщиков. Что они затевают?» В раздумье не заме-тил, как оказался возле ларька Прилуцкого. Узнал у него, что Доронцов регулярно забирает динамит и листовки, а Матвиенко приносит документы.

Натянул на голову кепку и зашагал в сторону вокзала. В доме Брущенко, который стоял у железной дороги, назначена встреча с Нестеренко... Железнодорожники использовали любую возможность, чтобы помешать продвижению грузов на восток. Машинисты носили в карманах мешочки с песком. Сыпали его в буксы, когда проходили мимо вагонов, во время ремонта паровозов или при смазке их на канаве.

Нестеренко, работая дежурным по станции Передача, в течение нескольких дней не включал в состав платформу с пушками. Сытник, проезжая ночью мимо двух платформ со снарядами, винтовками и мотоциклами, переложенными соломой, бросил в них зажженную паклю... Отчаянный народ железнодорожники. То перекинут стрелку — и вагон идет в тупик. То в стрелку заложат камень или костыль — и вагон сходит с рельсов. Взбешенным немцам машинисты говорили, что аварии происходят из-за недоброкачественной колеи. Ее-де перестилали зимой, в спешке. Но оккупанты все меньше верили объяснениям, понаставили на стрелках, блоках, в депо полицаев и жандармов. Подпольщики вышли на диверсии за пределы станции. По ночам замыкали телефонные кабели, связывающие Сталино и Ясиноватую. Связь между станциями прерывалась. А в результате составы простаивали на путях в ожидании разрешения на отправку. Но этого мало... Своими соображениями командир поделился с Нестеренко.

— Нужно бы на месте дезорганизовать работу. Здесь взрывчатку не подложишь.

— А если паспорта на вагонах переклеивать? — предложил Нестеренко.— Во время дежурства я попробую.

— Что это даст?

— Груз для фронта пойдет в город.

— Годится и такое. Все годится, что мешает врагу. От железнодорожников Шведов пошел на Рутченко-во. В сквере химиков его ждал Власов.

— Приемник, что ты принес, установлен и работает,— доложил он.— Цистерны к взрыву готовы. Твой динамит заложен, провода подведены. Филатов замкнул трансформатор. Бездействует... А теперь пошли. Дюбаша тебя ждет у Кузнецовой.

Люба Константинова еще до войны работала в парикмахерской Рутченковского коксохимзавода. Постоянным ее клиентом был Власов. Не закрылась парикмахерская и во время оккупации. В минувшем году в нее заглянул Андрей Демьянович и без обиняков сказал:

— Хочу в твоем заведении встретиться с друзьями. Не против?

— Ну что вы? — ответила она, смутившись.

Со временем Андрей Демьянович стал рассказывать Любе о событиях на фронте, приносить листовки, которые она раздавала тем, кому доверяла.

Весной в Рутченково расположился добровольческий туркестанский батальон. Врач санчасти Аминов и рядовой Рафиков захаживали к Любе. Девушке удалось вызвать новых клиентов на откровенный разговор. Они признались, что в батальоне оказались случайно и хотели бы бежать. Константинова сообщила о них Андрею Демьяновичу. Тот встретился с Аминовым и Рафиковым, расспросил о настроении в батальоне и проинформировал обо всем Шведова. Командир порекомендовал пере-давать добровольцам листовки. Одну специально написал для них сам.

Спустя полмесяца Андрей Демьянович познакомил командира с Любой, представил ему добровольцев.

— Чем вы можете помочь подпольщикам? — спросил Шведов.

— У нас есть оружие и медикаменты.

— Неплохо. Их необходимо постепенно передавать из батальона и хранить в надежном месте. Об этом позаботятся наши люди. А как листовки, действуют? — опросил Александр Антонович.

— Побольше бы их.

— Будем снабжать регулярно. Батальон нужно повернуть против немцев.

— Думаю, что мы сделаем это,— пообещал Аминов. Но среди добровольцев вели агитацию не только его товарищи.

При размещении батальона из большого жилого дома выселили несколько семей, в том числе семью Пономаренко. Надя с родителями перешла в соседний домик. Однажды она увидела в руках рядового Даяна Мурзина книгу Фурманова, в другой раз услыхала, как он насвистывал мотив «Катюши» и «Если завтра война». А застав его за томиком стихов Маяковского, удивленно спросила:

— Вы немецкий солдат, а читаете советских писателей?

— Ошибаетесь,— ответил Мурзин.— На мне лишь форма не наша.

Его откровенность еще больше удивила девушку, она стала с ним встречаться чаще. Если бы Надя знала, что солдат — советский разведчик! Он был заслан в батальон для его разложения. Туркестанцы несли охранную службу на железной дороге от Волновахи до Иловайска. Около 150 человек во главе с капитаном Курамысовым размещались в Рутченково.

Надя из окна видела, как немецкие инструкторы издеваются над солдатами, бьют их во время строевых занятий.

— И вы все это терпите? — спросила она Мурзина.— Бесхребетные какие-то.

— В батальоне многие ненавидят немцев,— ответил Юрий, как он отрекомендовался при знакомстве.— Но здесь нет лесов, бежать некуда. И никого из своих не слышно.

— Неправда! — возразила девушка.— Вы недавно прибыли и ничего не знаете. У нас есть подпольщики!

— Ловлю вас на слове,— прошептал Мурзин.— Сведите меня с кем-нибудь.

— Вы что — маленький? — спросила Надя.— Откуда я их знаю?

Она испугалась. Вдруг Мурзин провокатор? Девушка рассказала о нем Власову, тот упрекнул ее в беспечности и на свидание с Мурзиным не дал согласия. А Надю тянуло к нему. Не хотела отпугивать парня, на свой риск сказала:

— Одного подпольщика