Подпольщики вышли из укрытия и забежали в квартиру. Нужно было рассчитаться со Слезовским. В недолгом разговоре с ним не заметили, как во двор вошли полицейские. Шведов и Покусай оказались в западне. Иван взвел пистолет. Командир схватил его за руку и потащил на кухню. «Отстреливаться нельзя,— подумал он.— Уничтожат семью. Провалим отряд»...

Слезовский вышел в коридор и столкнулся с начальником полицейского участка. Загородил ему дорогу и и спросил:

— В чем дело?

— Мне нужно узнать, кто здесь живет.

— С кем имею честь разговаривать? — спросил Слезовский.

— Сначала сами скажите, кто вы такой? — возмутился начальник.

— Извольте,— ответил Слезовский и вынул удостоверение.

— А я начальник полиции Амелькин. Я должен осмотреть квартиру.

О яме, сделанной на кухне, Слезовский, конечно, ничего не знал, но чутье подсказало ему, что укрытие должно быть. Во всяком случае, пока он будет торговаться здесь, подпольщики или уйдут, или спрячутся.

Шведов и Покусай залезли в яму. Мария Анатольевна и Надя поставили на место стол и рядом положили половик.

Амелькин зашел в столовую, открыл шкаф, заглянул за тумбочку, обшарил все углы в спальне, постоял на пороге полупустой кухни и, ничего не сказав, вышел во двор. Забрал полицейских и направился в участок.

Шведов и Покусай немедленно покинули квартиру. Минут через двадцать ушли к трамвайной остановке Мария Анатольевна, Надя и Слезовский.

Амелькин из участка позвонил в СД Ортынскому и доложил, что в подозреваемом доме находился Слезовский. Начальник агентурного отдела приказал арестовать его...

Трамвая все не было. Слезовский нервничал, не стоял на одном месте. Неожиданно к нему подъехали на велосипедах три человека, сошли с машин и тихо приказали следовать вместе с ними.

Мария Анатольевна и Надя нашли Александра Антоновича часа через три на Смолгоре в квартире Тяпкиной. Сказали об аресте Слезовского.

В это время в СД привели в сознание Ломоносова. Он ответил на все вопросы. В доме, к которому они подъезжали утром, он видел женщину по имени Мария, она познакомила его и Дмитриева с парнем Жорой. Он дал гранаты. Но о признании обессиленного, окровавленного Ломоносова подпольщики далее не подозревали. Шведов и его жена посчитали провокатором Слезовского, а его арест — обычной маскировкой гестаповцев.

Мария Анатольевна и Надя пошли на Смолянку. Необходимо было еще предупредить Смоленко и увести из дому детей. Не доходя до своего дома, они увидели во дворе полицейских и в нерешительности останови-лись. Их заметил пятилетний Толик. Он схватил дребезжащую коляску, разогнал ее и, упав животом на сиденье, поехал в сторону матери. Потом развернулся, опять лег на коляску и замахал ручонками, подавая знак уходить.

— Давай, словно чужие, пройдем мимо,— предложила старшая сестра.

— Давай,— упавшим голосом ответила Надя.

Во дворе на скамейке сидела свекровь и держала на коленях Валерика. Рядом с ними стоял полицейский. Другой был в коридоре, а третий — в комнате. Мария Анатольевна взяла за руку сестру и приказала:

— Немедленно уходи. Тебя арестуют, если покажешься на глаза.

— А как же ты? Что ты надумала?

— Выслушай меня и передай Саше. Только не раскисай. Могут забрать детей и маму. Они погибнут. Мама уже старенькая и вдруг не вынесет пыток. Расскажет про Сашу и Жору. Про всех, кого видела у нас. А я вынесу... Дети останутся, и ты будешь жива. А может, все обойдется. Да, да, обойдется... Ну, ступай.

Надя спустилась к балке и бросилась бегом в город. Только теперь она поняла страшный смысл сестриных слов, но бессильная чем-либо помочь Мусе, ее детям, упала на траву и забилась в рыданиях...

Мария Анатольевна решительно вошла во двор и направилась к матери. Взяла на руки Валерика и прижала к себе.

К ним подскочил полицейский. Из дому вышли еще двое, вырвали из рук Шведовой ребенка. Он заплакал. Толик стоял возле бабушки, насупившийся, похожий на отца покатым лбом, черными глазами, упрямой складкой у рта.

Марию Анатольевну привели в участок. Здесь уже сидели Слезовский и Смоленко. Последнего взяли на работе. К матери пришел молодой человек, попросил позвать своего лучшего друга Жору. Старуха сказала, что их квартирант работает в немецком гараже, и показала, как его найти.

На следующее утро арестованных отвезли в СД. Посадили в разные комнаты. Через три часа Марию Анатольевну вызвали на допрос. Мимо провели избитого, в разорванной рубашке Жору. Ее поставили перед следователем-немцем. За пишущей машинкой сидел переводчик.

— Где находится Шведов?

— Со Шведовым я не живу с мая сорок второго года,— ответила она.— Где он сейчас — не знаю.

— Кто ваши знакомые?

— Мои знакомые — базар и деревня. Хожу, меняю. Нужно чем-то кормить детей.

— А кто такой Слезовский? — выкрикнул немец.

— Мой бывший муж. С ним я не виделась девять лет.

— А Смоленко?

— Мой квартирант.

— Вон! — не сдержав раздражения, сказал гестаповец и показал на дверь. Ответы Марии Анатольевны совпадали с теми, которые дали Слезовский и Смоленко.

Ее повели в комнату по соседству со следственной. На допрос взяли Слезовского. Через стенку донесся крик и стук кулака по столу. Потом наступила тишина. Бесконечно долгая и подозрительная, она встревожила подпольщицу. «Неужели признался? — подумала Мария Анатольевна.—И все равно — только отрицание. Так учил Саша».

Наконец ввели Слезовского. Он сел рядом, опустил голову. Никаких следов от побоев.

— Не отпирайся... Они все знают,— прошептал он одними губами.

— Ты рассказал? — еле сдерживая себя, спросила она. Слезовский отрицательно качнул головой.

— Гришка.

Но спросить, кто такой Гришка, она не успела. Солдат опять забрал ее к следователю. Те же три вопроса и те же ответы. Немец вскочил со стула, подошел к шкафу, вытащил резиновый шланг. Приказал солдату положить арестованную на длинную скамью, стоявшую у стены. Переводчик и солдат привязали ее руки и ноги к скамье... Она слышала пять-шесть первых ударов. Очнулась в луже