Шрифт:
Закладка:
— Где этот Хэйдзо жил? Где он сейчас находится?
— Я не знаю. Правда, не знаю. Он уходил и приходил неожиданно. Мы боялись его. Он настоял на том, чтобы мы убили товарищей — тех, которые начали сомневаться. Обвинил их в контрреволюции… Их пытали там, в нашем убежище, в горах, потом оставляли в снегу умирать…
— Где находится убежище?
Киба молчал.
— Учти: у тебя одна возможность избежать смертной казни — рассказать все как есть.
— Убежище в горах.
Комура прервал допрос: сейчас важнее арестовать тех, кто ускользнул от полиции, а Киба и так расскажет все, что еще не успел.
Убежище террористов располагалось неподалеку от уединенного зимнего курорта, где почти не бывало туристов. Сюда приезжали лишь немногочисленные любители здешних тихих мест. В большинстве своем одинокие пожилые люди. Они подолгу бродили по заснеженным холмам, залитым солнцем, а потом, вернувшись в единственную гостиницу, грелись у хибати[4]. Эти люди ценили возможность пройтись по нетронутому снегу, подышать свежим морозным воздухом.
В местном отделении полиции Комура уже ждали. Инспектор, проработавший здесь всю жизнь, сумел обнаружить логово террористов.
— К хижине ведет всего одна тропа, да и она прекрасно просматривается, — доложил он. — Других подходов нет. Скажем, если у них снайпер имеется, то вообще не пройти. По одному целый полк перестреляют.
— А ночью? — спросил Комура.
— Ночи-то сейчас лунные. На снегу тени. Видно все как на ладони.
— Так что же делать? — спросил один из полицейских, прибывших с Комура.
— А ничего, — так же спокойно ответил инспектор. — Раз надо, значит, пойдем.
Операцию решили провести под утро — так больше надежды, что террористы, устав, к концу ночи потеряют бдительность. Неожиданно из Токио прибыл Вада.
Под покровом темноты полицейским удалось незаметно подобраться к хижине и окружить ее. Комура передал по цепи: «Приготовиться». Вада держался сзади, возле полицейского с рацией. Связь с управлением поддерживалась постоянно.
В окне хижины мелькнул огонек. Не спят, подумал Комура. Значит, врасплох взять не удастся. Комура прикинул: до домика сто с лишним метров. Пробежать — полминуты, а там? Пока вышибешь дверь, завяжется перестрелка, и кто знает, чем она кончится… Комура отполз к Вада — надо предложить преступникам сдаться, не применяя оружия. Вада согласился. Слова Комура, многократно усиленные громкоговорителем, разбудили утреннюю тишину этого благословенного местечка. Несколько минут в домике было тихо. Затем из окна выстрелили. Это был ответ.
Комура повернулся к Вада:
— Надо немного оттянуть людей, чтобы шальной пулей не задело. И начинать осаду. Долго они не выдержат.
— Да вы что? — вскинул тот голову. — Их надо брать. Днем сюда прибудет пресса. Эти подонки почувствуют себя героями, им только этого и надо… А когда здесь на каждом дереве угнездится репортер, попробуй выстрели — сразу скандал начнется. Парламентские запросы, протесты и прочее.
— Но в перестрелке без жертв не обойтись, а они нам живыми нужны.
— «Живыми, живыми», — проворчал Вада. — Главное — их обезвредить, ясно?
— Да ведь там, в домике, всего несколько человек. А остальные скроются, исчезнут. Мы не выясним ни фамилий ни адресов…
Медленно и отчетливо Вада произнес:
— Мне поручено уничтожить эту банду. И я это сделаю. Даю вам полчаса на всю операцию.
Секунду Комура помедлил. Затем повернулся и бесшумно, прячась за деревьями, направился к полицейским. Они молча выслушали приказ. Только изумленные взгляды были ответом на него.
— Что вы на меня уставились? — не выдержал Комура. — Пули испугались?
Уэда укоризненно покачал головой.
…Все заняло меньше десяти минут. По сигналу полицейские, не стреляя, бросились к дому. Комура бежал впереди. Вжик, вжик — засевшие в доме открыли стрельбу. Пригнуться, прыжок в сторону — вправо, влево — вот и дом. Кто-то охнул и тяжело осел на снег. Только не останавливаться, а то перестреляют. Комура, тяжело дыша, прижался к стене — так он был вне зоны обстрела. Оглянулся — неподалеку, нелепо подвернув под себя руку, недвижимо лежал полицейский. «Уэда, — понял Комура. — У него двое детей. Сын и дочь. Или две дочери?» Внезапно слепая ярость толкнула его к окну дома. Как в тренировочном зале полицейской школы, Комура подпрыгнул, выбил стекло и, перевернувшись через голову, оказался в комнате.
— Бросай оружие! — заорал он. — Ложись! На пол, все на пол!
И чтобы не дать террористам опомниться, несколько раз выстрелил в потолок. Двое оторопело выпустили из рук оружие, один замер с открытым ртом. В этот момент он уловил незаметное движение в углу комнаты и повернулся. Последнее, что он увидел перед тем, как потерять сознание, — горящие ненавистью глаза женщины.
Ему повезло. Через три недели, бледный и худой, он уже вышел из больницы. Комура получил звание старшего инспектора, был награжден грамотой. В управлении его поздравляли. Начальство предлагало отдохнуть, но он хотел, пока не поздно, выявить оставшихся на свободе членов экстремистской группы «Боевое знамя». Однако дело было передано в другой отдел, и его под вежливыми предлогами не подпускали к расследованию. Он записался на прием к начальнику главного управления. Тот обещал принять, но не смог. С Комура беседовал один из заместителей. Он, улыбаясь, говорил комплименты, а потом мягко, но настойчиво посоветовал забыть о «Боевом знамени»: «Они и так стоили вам крови. Пусть теперь другие повозятся». А на следующий день Комура ожидал сюрприз. Приказом начальника он командировался на Хоккайдо для инспекции префектурального штаба полиции. («И для обмена опытом. Вы ведь теперь старший инспектор, герой можно сказать», — заметил чиновник, оформлявший документы.) Комура вылетел в Саппоро той же ночью. И в первый же день напился. Он почти не выходил из гостиничного номера, откуда вышколенная прислуга каждый день выносила кучу опорожненных бутылок. Пил он беспробудно весь месяц. Вероятно, хоккайдские доброжелатели не преминули информировать о его времяпрепровождении самое высокое начальство, потому что, когда он вернулся, на его месте сидел другой человек. А Комура, заставив помучиться два месяца без работы, с понижением перевели в уголовный отдел токийского полицейского управления — заниматься кражами и грабежами.
Полгода спустя в газетах появились сообщения о том, что «экстремисты, на чьей совести серия взрывов в офисах крупных японских компаний», приговорены к смертной казни. Двоих
