— Я никогда тебя не понимал.

— Потому что это обратимо. Если это окажется для нас неправильно, мы просто вернемся к самим себе.

Он невольно ухмыльнулся:

— Я думал, ты скажешь что–нибудь о судьбе, или любви, или еще какой чуши.

— Ага. — Она облизнула губы. — Сдается мне, ты решил это попробовать, потому что тогда все твои тела будут заниматься сексом вместе.

— Эй! Я об этом и не думал! Круто!

Она вздохнула — с мученическим раздражением.

— Пойдем. Пока твой мозг не растаял. Я хочу посмотреть, что там у Иммануээля есть для нас.

В двадцати камерах исследовательского центра содержались тела квинт — обездвиженные, зафиксированные на каких–то странных, напоминающих табуреты колоннах. Их короткие толстые ножки были помещены в припаянные к полу черные «чехлы», а юбку из манипуляторной плоти опоясывали широкие стальные браслеты. Шею и нижнюю часть головы тоже охватывали металлические обручи — только наверху блестел одинокий глаз. Сверху на пленников лился белый актинический свет, лишь подчеркивая первое неприятное впечатление: квинты выглядели распятыми.

В одной из камер рядом с заключенным обнаружился андроид Энсли. Они вместе с рослым гуманоидным телом Иммануээля застыли по обе стороны подвешенной квинты: вечный образ бесстрастных ученых, изучающих любопытный экземпляр.

— Хороший прогресс, — сказал Энсли, когда вошли Ирелла и Деллиан.

Его гладкие белые руки вкладывали в полупрозрачную плоть инопланетника маленькие алые полушария. Деллиан видел волок–на, растущие из основания каждого приспособления, предназначенные для того, чтобы обвивать темные внутренние органы; все они направлялись к самой сердцевине туловища, туда, где находился мозг. Отчего–то он понимал, что золотистый глаз квинты расфокусирован.

— Прогресс — в чем? — спросил он.

— В извлечении памяти, — ответил Иммануээль. — К сожалению, ни одному из наших «морпехов» не удалось изолировать центральную нервную систему корабля до того, как единое сознание самоуничтожилось.

— Та же проблема, с которой я столкнулся во время засады у Баяна, — отметил Энсли. — Как только единое сознание понимает, что его целостность нарушена вторгшимися системами, оно совершает благородный поступок — убивает себя. С такой громадой, как корабль–ковчег, у которого нейрострата размером с небоскреб, это требует времени, так что я смог извлечь кое–какие воспоминания. Но корабли Решения очень быстры, и единое сознание хабитата получило массу предупреждений. Оно стерло все самое важное еще до того, как вы, парни, ворвались туда.

Деллиан уставился на квинту, стараясь оставаться бесстрастным.

— Но квинты не покончили с собой?

— Нет, — ответил Иммануээль. — По крайней мере, не все. Взводы и «морпехи», захватив станцию оликсов, усердно подавляли запутывание, разрывая связи между телами квинты. Будучи изолирована от четырех других, квинта становится менее склонна к суициду. Полагаю, это остаточный инстинкт с той поры, когда они еще были обычными животными, обладающими каждый своим телом, а не этой косной расширенной версией. Замешательство позволило вам с «морпехами» оглушить их.

— А эти твои волокна? Они высасывают воспоминания?

— По сути — да. Но, чтобы оживить их разум, нужно позволить им подняться на определенный уровень сознания. Они пытаются сопротивляться.

— Они… чувствуют боль?

— Нет. Квинты полностью искоренили само это понятие из своих тел. Их нервная система больше похожа на вычислительную сеть. Тело понимает, что повреждено, но не интерпретирует это так же, как мы.

— Ладно. — Деллиан не знал, рад он этому или нет. Подвергать вражеского бойца пыткам противоречило его принципам, но это ведь были оликсы. Они заслужили наказание — хотя он понятия не имел, какая кара подошла бы для преступления космического масштаба, совершенного ими. — Ну и что вы выяснили? И вообще, что вы ищете?

Хвост Иммануээля лениво дернулся.

— Наша главная цель — информация о звездной системе анклава. В первую очередь подтверждение того, что она находится именно там, где мы предполагаем.

— Спасибо, блин, большое, — буркнул Энсли.

— Да, спасибо — кажется, мы это подтверждение получили.

— Сорок тысяч световых лет, — задумчиво проговорила Ирелла.

Деллиан взглянул на нее. Она была ошеломлена расстоянием, но его это не тревожило. Цифры — всего лишь цифры. У них был путь и был способ добраться до цели через захваченную червоточину оликсов. Они могли потратить на путешествие столько времени, сколько захотят, — много или мало. Цифры значения не имеют.

— Да, — сказал Энсли. — Десять тысяч лет, и у нас наконец есть цель. По статистике, едва ли мы будем первыми людьми, которые возьмутся за них. Но… эти перерывы…

Взгляд Иреллы не отрывался от обездвиженной квинты.

— Неаны, должно быть, делали что–то подобное. У Соко и святой Джессики было столько информации об оликсах…

— Устаревшей информации, — уточнил Энсли.

— Это неизбежно, — возразил Иммануээль, — учитывая масштаб событий. Однако основные факты вполне надежны. К сожалению, среди оликсов существует строгая иерархия, и квинты, созданные вне анклава, находятся в самом низу. Они мало что знают.

— Я думал, это эгалитарное монокультурное общество, — заметил Деллиан.

— Ты ошибался, парень, — хмыкнул Энсли. — Похоже, эволюция вступает в одно и то же дерьмо вне зависимости от того, с какой точки галактики начинать. Квинты, низшие из низших в цивилизации оликсов, — по сути рабочие дроны. Но имеющие определенную степень автономии.

— Свободу воли? — резко спросила Ирелла.

— Нет, это больше похоже на способность принимать малозначительные решения без руководства единого сознания. Как в любой религии или идеологии, ты волен делать то, что ты хочешь, до тех пор, пока это соответствует определяющим заповедям. Но это позволяет им продвигаться по общественной лестнице — еще один пережиток естественного отбора. Дарвин гордился бы этими маленькими засранцами.

— Значит, они могут начать сомневаться в том, что они делают?

— Полагаю. Теоретически. Но для того, чтобы квинта изменила свое отношение и убеждения, она должна подвергнуться воздействию других способов мышления, чего–то, что заставило бы ее воспротивиться идеологической обработке. А этому случиться не суждено. Как ты сказал, у них царит монокультура.

— Черт возьми, но какая же тогда ступенька для квинты — следующая? Шесть тел?

— Единое сознание. Тебя пересаживают во что–то относительно простое вроде транспортного корабля, где ты преданно трудишься, и если выполняешь свою работу хорошо, то получаешь следующее повышение. Может, корабль Избавления, потом корабль Решения или аванпост станции обитания, корабль–ковчег, корабль Гостеприимства, производственная база. Но даже у них разные уровни. Если твое существование началось за пределами анклава, то в анклав ты попадешь только после того, как завершишь крестовый поход и вернешься с сокровищем — коконами другой расы.