Шрифт:
Закладка:
‹…› С десяти начались лабораторные дела; а сегодня их было так много, что выходил только один раз – пообедать и сейчас же обратно, – все время сидел в лаборатории. …После обеда полчасика посидел дома, полюбовался на твои снимочки (погоди, о них тоже после), а с половины четвертого делали опыт с нистагмом. ‹…› С этим делом провозились до часов 5,5; а потом опять принялись налаживать циклоаппаратуру – я хочу соорудить мигающую контрольную лампочку, как мы пробовали когда-то вместе в психологическом. Словом, освободился я только в полвосьмого, голодный как песик. Пришел домой, потребовал ужин, наужинался досыта и сел письмо писать. Вот тебе обстоятельный отчет, с упущением, впрочем, разных мелочей: просмотров каталогов, пояснений по методике, разглядывания разных аппаратов и т. п. ‹…› Купи себе халат: увы, Нютик, ослушаюсь, не куплю, т. к. из всех моих настольных книг ясно вытекает, что халатов советским гражданам, прожившим в командировке менее года, иметь не полагается. И без халата небось хорош. Не будем халатно относиться к делу, Нютик, давай лучше дальше разговаривать. Ты спрашиваешь (виноват, спросишь): не веду ли я дневника? На это отвечу тебе ясно, что если бы я писал письма карандашом, а под ними лежала бы переводная бумага, то тогда бы я писал дневник. Бессовестная! Найди ты мне путешественника, который вел бы дневник, равный по обстоятельности моим письмам! Ты сочти лучше. Сколько у тебя лежит закрытых писем (в среднем по 4–6 страниц, т. е. по 0,5 печ. листа) и сколько открыток (считай по 50 на печ. лист) – а потом сравни ну хоть с «Фрегатом „Палладой“». Вот когда я приеду, мы возьмем с тобой все мои письма, будем их вместе проглядывать и я буду их все комментировать рассказами – и «бебиком». Этого хватит на 100 вечеров. Так что видишь ли, ничего не расплескаю, Нютонька… Насчет подарков самому себе. Непременно сделаю тебе то удовольствие, о котором ты говоришь, и буду себе делать кое-какие подарки. Ты понимаешь только, что очень-очень мало что можно привезти, и это чрезвычайно затрудняет. Вот мыслью о станочке ты меня очень зацепила, и я сегодня во все свободные минутки разглядывал всякие каталоги.
…Нютонька милая, роднуша, ты была всегда очень-очень хорошая, но теперь ты становишься такая хорошая, что мне за себя очень страшно, я не буду тебя стоить. У меня столько недостатков, не свойственных тебе (в частности, сейчас во время поездки): ленца, наклонность к малодушным грустям и т. д.… Целую мою родненькую крепко-крепко, спасибо ей говорю за ласку ее хорошую, за душу добрую, за золотую душеньку. Целуй Карлиньку, да покрепче, а нашей младшей паре руки жми, да тоже покрепче.
‹…› Разузнайте, пожалуйста, можно ли Нюте послать ее вязанку (ношеную); я тогда, если можно ее послать, куплю себе в Берлине еще свитер… Завтра лекция – у-у! – о трехмерной циклографии – бедные слушатели!! Ваш К.
Анютонька, сейчас пришло твое письмо от 15-го; хоть обмен письмами идет очень не скоро, но уж, слава богу, ты успокоилась насчет моих «настроений». Насчет фуфайки (чтобы покончить с деловым) я все-таки предпочел бы эту голубую послать тебе почтой; а себе я куплю в Берлине свитер большого размера, и более теплый, чем мой этот. Насчет «эгоподарков» и вашего постановления об их обязательности – спасибо вам, мои дорогие, самые славные, но я в пребольшом затруднении. Мои мысли разбегаются между шелковым манто и 8-цилиндровым Hispano-Suiza, однако, кажется, нельзя везти ни того ни другого. Нет, кроме шуток, это не так просто, но я буду стараться все же сделать себе все подарки, какие сумею. Анютонька, сейчас спутешествовал в город. Вот тебе отчет, сколь я умный! 1) побрился; 2) купил губки резиновые… 3) ножницы; 4) тетрадь; 5) бечевку для импримешек; 6) треугольник целлулоидный; 7) марки; 8) открытки; 9) папиросы; 10) Мерьге кой-чего, и все пока… Сегодня погода хорошая, хотя облачно и сильный ветер (после слякоти и то – спасибо); и так как завтра полупраздник, то безоблачная погода меня, наверное, куда-нибудь сможет выманить. Приполз из города домой со всеми карманами, набитыми мелочью. Сейчас пора обедать, а после обеда буду работать в лаборатории. А потом лекция. Вечером напишу…
Дорогие мои москвичи, сейчас окончил третью лекцию, и, к моему удивлению, прочитал совсем благополучно. Публика слушала с интересом и вниманием, и с теми минами удовольствия и кивающими головами, которые всегда сопровождают рассказ о чем-нибудь остроумно придуманном. Старался сделать так, чтобы не загромоздить лекцию математикой и рассказать все главное понагляднее и попроще. Атцлер опять очень доволен, внимательно слушает; обстоятельно расспрашивал и переспрашивал… Нютушка, затрудняюсь отвечать на «деловую» часть ее письма, так как оба главные дéла – фуфайный вопрос и вопрос о таблице к Sonne in der Westentasche[247]. Нютушка обещает дополнительно выяснить в своем завтрашнем письме. Зовут ужинать, сегодня в клубной комнате института, именуемой «Kasino». Поужинаю, потом доклад Graf’а; а вернусь – буду продолжать. 22:40. После ужина был доклад зав. Психотехникой Graf’а о кривой работы при конвейере. Главные результаты его очень интересны практически, и, по-моему, сам он недооценивает практической ценности своих выводов…
…Карлушенька, не пиши больше про экономию, т. к. я внял Нютиным увещеваниям и твоему строгому приказу и исправился. Пиши про ваше житье и про все, что у вас делается дома. Если бы вы видели, как меня тут «уважают»! Прямо как почетный гость; точно какой Эйнштейн приехал. Подумаешь, говно какое! Целую всех-всех; того, кто всех чаще мне пишет, того больше всех и целовать надоть. Да. Особенно заслужила.
Ваш Доктор – молодой и красивый еврей
‹…› Сидим на вокзале в буфете и ждем обратного поезда. Поездка была совершенно исключительно интересной и богатой впечатлениями и объяснила мне, отчего я в Дортмунде кис: оказывается, это объективная дыра и захолустье. Мы видели сегодня (бегло, правда) 3 города: Barmen, Elberfeld & Düsseldorf, и каждый из них лучше, чем Дортмунд. Начну с Дюссельдорфа: я не ожидал, что это такой великолепный столичный город, подобный Дрездену. Если Дортмунд и Мюнстер –
