Когда в школу, где мы когда-то учились, чуть натопленную по скудному послевоенному пайку, привозили кинопередвижку и учитель физики развешивал на стене простыню-экран, восторгу нашему не было предела. Сейчас мы стали богаче: почти в каждой школе своя киноаппаратура и стационарный экран в своем актовом зале, телевизор, мощный радиоузел. Мы стали богаче – и мы стали беднее: беднее радостью, достающейся так просто, так естественно, так обязательно. Испортили экран. Ну и что? Завтра установят новый, а матерное ругательство… что делать, даже Павка Корчагин, случалось, ругался нехорошими словами…

Зато когда в школе, где учится наша маленькая знакомая Наташа, первоклассники помыли испачканные ими же парты, некоторые родители подняли скандал: «Заставлять маленьких детей работать?! Что, уборщиц не хватает? Так мы бы сами эти парты помыли, да и окна заодно…»

Вот так подчас мы протягиваем своим детям вместе с хлебом и камень.

В средней школе одного маленького городка под Ярославлем ребятами овладела идея – создать собственную киностудию. Снять фильм о родной школе. О себе. О своем городе. Кинулись к директору: помогите, нужны деньги! Тот слукавил: ассигнований, мол, нету. Но совет – дам. Ваши руки нужны в соседнем колхозе – заработайте!

Через три месяца энтузиасты распаковывали оборудование: проектор, две кинокамеры, экран, бачки и прочее. Надо было видеть, как бережно, любовно обращались ребята с этим имуществом – оно было свое в лучшем, самом честном смысле этого слова: заработанное собственными руками. Видимо, любому мальчишке и любой девчонке полезно поработать своими руками, через свой труд познать, что школьное, казенное имущество – тоже свое, хотя и в высшем, государственном, «взрослом» смысле. Только тогда, только через собственные усилия, через собственный трудовой пот и гудящую от напряжения спину ты поймешь, что значит создать вещь на земле. Тогда ты бережно отнесешься к ней, окажешь уважение трудовым рукам, которые создали ее, почувствуешь благодарность к людям, которые принесли ее тебе: на́, пользуйся на здоровье!

Все это вроде совсем просто, понятно, и доказывать тут совсем нечего. Но всякий раз, когда первоклассникам предлагают помыть парты, а восьмиклассникам поработать на производстве или в поле, – поднимается тихий, но яростный шум: детям мешают учиться, детей заставляют «ишачить»! Нате вам, школьные тети и дяди, рубль на уборщицу! Нате вам, дорогие дети, десятку на турпоездку! Непедагогично «платить» детям деньги, заставлять их работать! (Куда «педагогичнее»: «На, Васенька, рубль за пятерку по геометрии!»)

И часто – слишком часто! – школа смиряется с этой позицией, комсомол стыдливо отворачивается, а подросток, опустив глаза, протягивает ладонью вверх свою руку. Руку, которая, старательно выведя фамилию в ведомости, могла бы гордо сгрести получку в окошке заводской кассы. Руку, умеющую окучивать картошку и вытачивать гайки, способную собрать телевизор, сделать электромашину для физкабинета или сшить чехол для школьного рояля…

Но вернемся к школе, где не состоялось ЧП. Поскольку происшествие замолчали, через неделю, 30 ноября, таинственные «озорники» вновь вышли на боевую тропу.

В актовом зале в это время должен был идти урок эстетики. Учения о прекрасном, об искусстве и о художественном творчестве.

Но урок эстетики по неизвестным нам причинам не состоялся, – может быть, плохо чувствовал себя учитель или, может, в школе было неважно с самой эстетикой. Образовавшееся «окно» заняли восьмиклассницы. Они репетировали свои выступления для вечера художественной самодеятельности. Но тут в зал, сломав замок, ворвалась группа ребят. Девчонки со слезами оставили поле боя, в которое превратился актовый зал. И во всей школе не нашлось «верной руки», чтобы оказаться им другом. Им – и тем, кто ворвался в актовый зал.

На заре истории небезызвестные вандалы (варвары, гунны, татаро-монголы), врываясь в город, истребляли население, уничтожали дома, грабили имущество и культурные ценности, предавали огню все, что могло гореть.

Новые «хозяева» актового зала не истребили население, не разрушили дом. И за то спасибо. Они стали резвиться.

Поиграли в «хоккей». Для этого пришлось оторвать дверную ручку – не ходить же за настоящей шайбой к физруку.

Разломали стулья. Частично для использования в качестве клюшек, а частично для других целей, для каких – вы сейчас же увидите.

Обломками стульев не без труда порвали висевшие на стенах портреты знаменитых людей.

Ножкой стула разбили выключатели.

Оторвали по одной (только по одной!) клавише от рояля. Каждый.

Сожгли все те же злополучные портреты. С применением технических средств: привязали к рамам веревки и подожгли их.

Покурили. С устатку. И ушли…

А теперь немного приподнимем маски, скрывающие лица наших команчей. Это ученики все той же школы. У них в это время шел урок труда.

Кстати заметим, что «трудились» они факультативно, в отрыве от своего класса и от своего учителя, покинув их без спросу.

Что же школа? Педагоги, общественность?

А ничего. Судя по «принятым мерам» – ровно ничего. По-прежнему никакого ЧП. Все тихо и спокойно. Преступники – а ведь наши «озорники» в этот момент уже были преступниками в самом прямом смысле этого слова – неизвестны. Восьмиклассницы, знающие виновников в лицо, – не в счет. Да и стоит ли их расспрашивать? Все-таки – громкий скандал, репутация школы, как говорится, сор из избы, могут неправильно понять и так далее и тому подобное.

Не думайте, однако, что грозное педагогическое оружие ржавело в ножнах. Отнюдь. Уже назавтра наших героев не допустили к занятиям. Оказалось, что… они к тому же выбили в школе стекло. Приговор: до тех пор пока они его сами не вставят, на уроки их не допускать. Осужденные очень «испугались» и снова пошли в актовый зал, где они обычно учились эстетике…

Поскольку рояль вызывал в них, по-видимому, особую ненависть, они стащили с него чехол. Разорвали его в клочья, обрывками «украсили» люстру и разорванные портреты. Покурили. Потом взгромоздились на рояль и… нагадили на него. Еще покурили. И ушли. Все.

На этот раз даже многотерпеливая и мягкосердечная школа не выдержала надругательства. Обратились в милицию, и прозаические хмурые дяди из уголовного розыска в тот же день не только установили виновников, но и не постеснялись дать вещам истинные имена. Так, через неделю после первого случая в школе впервые прозвучали слова: «преступление», «хулиганство», «дело номер…».

Не стало «Славика», «Саши», «Юры», «Пети» – их место заняли граждане: Синицын, Малахов, Гриценко, Моргунов, Косолапов. Такова особенность юридической процедуры: она имеет дело с ответственными за свои поступки членами общества, личность которых устанавливается в первую очередь фамилией. На скамье подсудимых – ученики восьмого класса граждане Синицын, 14 лет 7 месяцев, и Малахов, 15 лет 4 месяцев, обвиняемые по части второй статьи 206 Уголовного