Щелкунов совершили свое последнее преступление в три приема: 3, 7 и 11 февраля. В промежутке между кражами 3 и 7 февраля, оказывается, ребята вновь стояли перед народным судом. Пятого февраля народный суд вынес следующее определение:

«Бычков и Щелкунов осуждены за хищение социалистической собственности… В настоящее время они просят применить к ним амнистию, освободить от наказания, обещают впредь не совершать преступлений. Суд считает, что просьба Щелкунова и Бычкова подлежит удовлетворению, ибо они положительно характеризуются...» И ребят освободили от наказания, пусть условного, но все же наказания, применив к ним высокий акт государственного гуманизма – амнистию.

И вот возникает психологический казус. Ребята, имеющие условное наказание, обратились в суд, чтобы снять его. Значит, наказание морально тяготило осужденных, им неприятно было чувствовать себя судимыми. И вместе с тем, в силу их крайней социальной незрелости, невоспитанности, они никак не связывали это свое неприятное юридическое положение с теми фактическими преступными действиями, которые они буквально в то же время совершили. И самое важное, что опять-таки буквально в то же время они неизбежно попали в поле зрения государственных и общественных органов, заботам которых были поручены. Потому что для решения вопроса о применении амнистии к Бычкову и Щелкунову суд обратился в эти организации с запросом о характеристике ребят. Казалось бы, уж теперь-то, в преддверии такого важного дела, куда как своевременно всерьез поинтересоваться ребятами, посмотреть, чем и как они живут, буквально влезть к ним в душу. Ну, хотя бы разъяснить смысл амнистии, которая самой гуманностью своей говорит оступившимся: ты совершил преступление, ты был наказан; но государство прощает тебя, верит, что нового преступления ты уже никогда не совершишь; досрочно освобождает тебя от наказания и открывает все дороги, потому что по закону ты даже не будешь считаться судимым. Только не совершай больше преступлений!

Но никто даже не поговорил с ребятами. Гораздо проще оказалось прикинуть: не было ли на «характеризуемых» сигналов? Не было? И хорошо. И в суд пошли «положительные характеристики». А Бычков и Щелкунов по-прежнему остались в ощущении, что судимость – это одно, а преступления – совсем другое. Равнодушие принесло свои плоды: единственная, просто уникальная возможность на деле доказать ребятам неразрывную связь между преступлением и судимостью была упущена. И новое преступление совершилось.

Министр внутренних дел СССР Николай Анисимович Щелоков сказал на одной из встреч с московскими писателями: «К сожалению, перевоспитание правонарушителей зачастую ничем не отличается от их предыдущего воспитания. Одним из страшных факторов такого «воспитания» является монотонность, докучливое однообразие форм и методов его, стремление «отметиться в мероприятии, а не достичь какой-либо реальной цели».

Выдающимся образцом методики такого «воспитания» явилась одна из радиопередач, которую нам довелось услышать. Ведущий зачитал очень личное, очень доверительное письмо девушки, просившей помочь ее знакомому: хороший парень связался с дурной компанией, стал выпивать, запустил учебу, и, естественно, девушка беспокоилась о том, как бы все это не кончилось плохо. Затем ведущий отметил, что, на его взгляд, проблема этого парня имеет общественное значение. «Пусть ваш знакомый нам пишет, – сказал радиовоспитатель, – и мы будем давать ему советы во всесоюзном масштабе». Вот это действительно масштаб!..

Еще один пример бюрократического стремления ограничиться галочкой в графе «воспитательные мероприятия». На Алимджанском мясоконсервном комбинате, где трудится много подростков, был создан совет содействия семье и школе.

Позднее выяснилось, что совет бездействует. Стали интересоваться – почему? Оказалось, что два члена совета из пяти – постоянные «клиенты» городского вытрезвителя. Вот и спрашивается: о чем думали, выбирая такой «работоспособный» орган, – о детях или о «мероприятии»?

Равнодушие. Бюрократизм. Все мы знаем, что это нетерпимое в нашем обществе зло. Но во сто крат оно нетерпимей и опасней, когда дело касается воспитания «трудных» детей. Ведь это не обычная служба, этим делом надо заниматься с любовью, с болью в сердце за каждого неустроенного, по существу несчастного, ребенка. Даже если такой подросток живет весело и разгульно, он все равно несчастен, но лишь по младости ума не понимает своего положения. Один из воспитанников колонии, отвечая на наш вопрос, как на его жизнь влияла скука, сообщил: «Скучать мне приходилось, потому что я жил один. Но скука на мою жизнь не влияла, и я с ней не боролся. К моему преступлению скука никакого отношения не имеет… – И гордо добавил: – Я „попал“, наоборот, от веселой жизни…»

Парень убежден, что оказался в местах заключения от «веселой жизни», а то, что эта веселая жизнь и была как раз оборотной стороной, «лекарством» от его скуки, – ему не ясно. И именно потому мы говорили о воспитании подростков людьми, имеющими призвание к этому и относящимися с любовью к ним, к «трудным». Это отвечает принципам нашего общества, ставящего гуманизм, дружбу между людьми – превыше всего. Именно потому, что наше общество принципиально отличается от капиталистического, с его индивидуализмом, разобщенностью, одиночеством, – мы имеем все возможности перевоспитания подростков, страдающих болезнями роста. Знакомство с десятками юных правонарушителей, с сотнями уголовных дел убеждает, что органических поражений в нравственном здоровье нашей молодежи нет, что их преступления и проступки, в основном, – последствия педагогических потерь. И значит, только от нас с вами, от нашей доброй воли и умения зависит, сможем ли мы возвратить к добрым делам и нормальной человеческой жизни сотни неплохих, в сущности, ребят.

Естественно, сразу же возникает вопрос: как это сделать? Поскольку главной нашей темой являются правонарушения и правонарушители, мы будем говорить об этих весьма специфических явлениях, о тех мерах, которые к ним принимаются обществом, и о том, что, по нашему мнению, следовало бы делать.

Коль скоро преступление не удалось предотвратить и оно уже совершилось, перевоспитание правонарушителей происходит в основном в рамках назначенных им наказаний. Наказания эти могут быть различными, но основная разница между ними определяется одним критерием: связано или не связано наказание с лишением свободы. Само собой разумеется, это различие определяет и весьма существенную разницу в методах и формах воспитательной работы. Если говорить о наиболее суровой форме наказания – лишении свободы, то следует иметь в виду особенность социалистического подхода к этой форме, оценки ее назначения в нашем обществе, коренное отличие ее от соответствующей формы в капиталистическом обществе. И если в капиталистическом обществе основными целями уголовного наказания являются кара преступнику за содеянное и его изоляция от общества, то в социалистическом государстве основной целью уголовного наказания является не только кара, но и «исправление и перевоспитание осужденных в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов, уважения к правилам социалистического общежития, а также предупреждение совершения новых