— Что помешало?

— Однажды я вдруг подумал: предположим, уеду, поселюсь в хорошем месте, где нет этих людей. Но они же никуда не исчезнут, они тут останутся, и будут продолжать вершить свои гнусные дела. Как я буду там жить в полном спокойствии и довольствии, зная, что здесь происходит? Мерзость так и останется мерзостью. Эта мысль не давала мне покоя. Я пытался ее прогнать, но она упрямо возвращалась.

— Что же ты решил?

— Я прибыл сюда, терзаемый сомнениями: уехать навсегда из страны или остаться и начать с ними борьбу. Некоторое время назад я связался с оппозиционными политиками из тех, кто внушали мне доверие и уважение, и стал им помогать материально. Я тщательно скрывал эту помощь, хотя возможно тем, кто должен это знать по службе, известно о ней. Впрочем, меня это не слишком беспокоило, я все больше склонялся к отъезду. Даже жену и детей отправил туда. Мы договорились с с ней, что после твоего юбилея я поеду прямо к ней.

Каманин пристально посмотрел в лицо сыну.

— Но ты изменил свое решение?

Ростислав медленно кивнул головой.

— Да, папа, изменил.

— Что же послужило причиной?

— Скорей не что, а кто, — усмехнулся Ростислав. — Антон.

— Антон?

— Я давно с ним не встречался. И признаться почти никогда о нем не думал, разве только тогда, когда видел его по телевизору. А это происходило не часто, я очень редко его смотрю. Но когда я стал общаться с ним здесь, то ясно осознал, что собой представляют эти люди, которые сегодня правят страной. А ведь мой дорогой братец не худший из них, есть еще более жадные, циничные, тупые. И мне стало совершенно нестерпимо это выносить. Я понял, что не могу просто уехать и оставить все так, как есть. У меня не получится там жить спокойно, зная, что тут творится, кто правит балл. И знаешь, папа, я вовсе не патриот, который не может обходиться без дыма отечества. Ты знаешь, я по долгу жил заграницей — и никакая ностальгия меня не мучила. Но то, что происходит сейчас, вызывает во мне омерзение и ненависть, от которых я не могу избавиться.

Ростислав в очередной раз наполнил бокал.

— Я тоже хочу выпить, — сказал Каманин.

Ростислав налил вино и в его бокал, затем подал его отцу.

— Что же ты намерен делать? — спросил Каманин.

Ростислав выпил вино, поставил бокал на стол, затем посмотрел на отца.

— Мы тут поговорили с Антоном, он мне прямым текстом пригрозил, что если я буду вести себя не так, как нужно им, то они отнимут у меня бизнес. Более того, для этого все готово, требуется только указание сверху.

— Что же ты ответил ему?

— А зачем мне ему отвечать, ответ я должен дать себе. И сегодня я это сделал окончательно и бесповоротно. Я буду бороться с ними, несмотря ни на что. Даже если потеряю бизнес, даже если они упекут меня в тюрьму. Я не могу их терпеть. Это свыше моих сил. Наверное, для этого я и родился.

Несколько минут оба молчали.

— Ростик, я поговорю с Антоном, я потребую от него, чтобы он не предпринимал ничего против тебя, — произнес Каманин.

— Нет, отец, очень прошу тебя, не надо с ним говорить. Пусть каждый поступает так, как считает нужным. Да и пользы от этого разговора все равно не будет. Он тебя не послушает, для него важны только собственные интересы.

Каманин встал, прошелся по террасе, несколько секунд смотрел на озеро, затем снова сел рядом с сыном.

— Я могу принять предложение Антона, если он даст гарантию того, что они не тронут тебя.

— Что за предложение, я ничего о нем не знаю?

— Антон воспользовался моим юбилеем для того, чтобы сделать мне предложение работать на них. У этой камарильи закончились идеи, они не знают, какую еще лапшу вешать на уши людей. И хотят использовать для этого мои мозги. Причем, насколько я понял, руководство Антона очень надеется, что он уговорит меня. Я подозреваю, что от этого в немалой степени зависит его дальнейшая карьера.

— Что же ты ему сказал?

— Категорически отказался сотрудничать с ними. Но если они дадут гарантию безопасности тебе, я могу пересмотреть свое решение.

— Нет, папа, все, что угодно, только не это. Когда я принимал решение бороться с режимом, я принимал в расчет и твой пример. Я хотел хотя бы в этом вопросе быть похожим на тебя.

— Я тебе очень благодарен за это. И я горжусь тобой, я не думал, что в тебе так много мужества. Это то, что не хватает подавляющему большинству людей.

— Ты прав, — улыбнулся Ростислав. — Поэтому я останусь в одном номере с Антоном.

— Скажи, ты не боишься? — спросил Каманин.

— Оставаться с Антоном?

— Нет, вступать в борьбу с могущественными людьми, у которых огромная власть, гигантские деньги, злобная беспощадность к своим врагам.

— Боюсь, папа. Но не меньше боюсь струсить, отступить. Как видишь, во мне сразу два страха. Один должен вытеснить другого.

— Хорошо. — Каманин встал, подошел вплотную к сыну и обнял его. — Я всегда буду с тобой, Ростислав.

— Я знаю, папа, но прошу не надо. Это моя борьба, я сам ее доведу до конца. А уж какой будет конец, посмотрим. — Ростислав посмотрел на бутылку. — Вино-то кончилось, а я так хотел еще раз выпить с тобой.

— Выпьем, непременно выпьем. А сейчас мне надо идти к Марии, мерить давление. Мне кажется, оно подскочило.

— Иди скорей. У меня к тебе будет только одна просьба.

— Какая, сынок?

— Береги себя.

91

Каманин вошел в номер и тут же упал в кресло. Читавшая книгу Мария отбросила ее в сторону и подскочила к нему.

— Феликс, что с тобой? На тебе нет лица. Я таким тебя давно не видела.

— Мне кажется, давление подскочило, померь скорей.

Мария быстро