вечно происходит такая, душераздирающая?

— Душераздирающее, любимая, мне устроила ты, а я так, просто, слишком вежливый идиот оказался. Доверчивый, воспитанный, приличный, — от ледяной усмешки сжалось сердце и перехватило дыхание.

Вообще-то, когда по уши виноват, то так не выглядят и столько уверенности не демонстрируют.

Эх, Арина Егоровна, а придержите-ка своих тараканов, и гормоны ваши пусть чуточку подождут. Не прощу же себе, если все не выясню. Так и буду как дура в ночи и слезах гадать: а было? А что? А как?

Пусь уж сейчас выяснится все до конца.

До дна.

До пепла.

До смерти.

Чувств.

— Так, об этом и обо всём прочем мы поговорим, но явно не здесь. Вряд ли такая история станет поучительной и назидательной для столь юных почитателей, — улыбаюсь смутно знакомой девочке, вроде бы ровеснице Котика и собираюсь подписать ее экземпляр «Все побежали и я…».

Ребенок улыбается счастливо:

— Я — Зоя. Передавайте Косте привет и наилучшие пожелания. Успехов ему в новом клубе.

О-ля-ля! Это же одна из кошек, что выгуливалась вместе с моим сыном и так понравилась Лере. А Кот выбрал ее подружку, кажется, Алису.

— Обязательно передам. Спасибо, Зоя, — печально улыбаюсь, а в голове бьется: «Мы выбираем, нас выбирают. Как это часто не совпадает…»

И снова хочется плакать.

Но Леру понимаю: девочка милая, чистенькая, глазки умные, боевой раскраски нет, одета цивильно, воспитанная. Но мой сы́ночка всегда наглых стерв размалеванных выбирал, и Олечка его папеньки наукой для него не стала. А жаль.

Наконец-то зал пустеет, и подписывая открытки и афишу для самой библиотеки, я определяюсь:

— Алексей, прости. Получается так, что и сегодня мы тоже поужинать не сможем.

Тихий смешок слева над ухом, горячие руки на плечах. И гневное сопение справа.

— Арина, ты же помнишь, что я говорил. Ты — женщина, которую и подождать не грех.

— О, вы бы не рассчитывали особо. Тут ожидать можно до скончания времён. Занята́эта женщина, абсолютно точно занята́.

— Ох, Кирилл Андреевич, куда же вы все лезете-то? — ну сил никаких нет, правда.

Этот нахал ржет:

— Ну, должен же я освободить свою будущую тёщу от назойливого, неподходящего поклонника?

— Ах, как занятно, но что-то дочь моя любимая ничего мне на эту тему не говорила, — улыбаюсь коварно и очень довольно.

Эта прекрасная деточка еще даст им всем прикурить. Прямо чувствую, как ее там, в тепле, отпустили страдания. И когда моя крошка вернется, то для них троих Новгород, определенно, станет тесен.

Хорошо, наверное, что мы переехали, да?

Бывший (а возможно, и будущий) тренер Кота ухмыляется довольно:

— Так это сюрприз и будет!

— Эх, Кирилл Андреевич, Кирилл Андреевич, ничему-то вас жизнь не учит. Валерия Романовна — девушка, которая на любой ваш сюрприз может вам так «утешительно» ответить, что вы вновь будете ловить ее и ждать с цветами. Но дождётесь только нас с Костей.

Тем более, Китай там еще где-то планировался же?

Очередной Лерочкин сюрприз, похоже.

Вот, что-то мне не смешно как-то.

Распрощавшись с принимающей стороной и договорившись с Алексеем утром выпить кофе перед встречей в Доме Молодежи и автограф-сессией, вышли на укрытую уже ранними осенними сумерками улицу.

— Садитесь. Говорите адрес, Арина Егоровна, Глеб не так чтобы подходящая компания для прогулок. Из интенсивной терапии выпустили со скандалом, — распахивая перед нами двери своего черного монстра, пробурчал Кирилл Андреевич.

Устроившись в салоне, уточнила:

— Так, может, надо вернуть обратно — долечиться? По дороге обсудим основное, да и пусть выздоравливает со спокойным сердцем?

Водворившийся за руль Кир заржал, а я, не успев мявкнуть, оказалась прижата к такой знакомой, снящейся во снах, горячей, нервно вздымающейся груди и спелената родными, сильными руками. Крепко-крепко.

— Нет, любимая. Довольно я там провалялся. Трех недель достаточно, чтобы снять основные последствия отравления. В выписке есть рекомендации. Буду долечиваться под твоим присмотром, Ари, малышка.

Я охренела? Да, я охренела!

Но только я открыла рот, дабы громко и нецензурно выразить собственные, далекие от приличных, мысли, как просто задохнулась от голодного, жаркого, злого и отчаянного поцелуя.

Свидетели безумия? А не пошли бы они?

Голова кругом, пульс бухает в ушах, сердце бьется в горле, под закрытыми веками плывут цветные пятна, по щекам — слезы рекой, сведенные судорогой пальцы вцепились в футболку. Дыхания не хватает и в то же время всю меня окутывает дразнящий и кружащий голову аромат «Гермес Ветивер».

Хрип. Стон.

Его? Мой?

Как мы удержались и остались в одежде — не знаю. Божьим промыслом, не иначе.

Страсть, безумие, жажда, нестерпимый голод, ужас и паника на самом дне зрачков — все то, что выплеснулось на меня из любимых голубых глаз.

— Ари, медовая моя девочка. Одной тобой дышу, лишь для тебя живу, без тебя умру.

О, а вот и ледяная водичка за шиворот подоспела.

— М-м-м, как эта концепция стыкуется с планами твоих родителей, их бизнес-партнеров, руководства Клуба, где ты работаешь?

Нет, ну а что? Он думает, я обалдею, уши развешу и от восторга залью его с головы до пят слезами счастья?

Ну, да, залью… уже заливаю… но это не важно!

— Никак, — просто отвечает Глеб.

И сердце останавливается.

Но он прижимает ближе к себе мое обессилившее тельце, жадно втягивает воздух, носом ведя вдоль плеча к шее и жарко выдыхает в ухо:

— Поэтому я теперь безработный. И сирота.

Да что ж такое? Мне эти сюрпризы ох как поперек душевного здоровья.

— Кирилл Андреевич, вот сюда, пожалуйста, — протягиваю визитку отеля.

— Момент, сейчас домчим, — улыбается этот хитрец.

А Глеб притягивает меня обратно в объятья и начинает тихо:

— Я увидел Аллу в отеле в Москве и поругался с отцом. Потом повел себя несколько неумно и за применение к ней удушающего отсидел там пару суток. В воспитательных целях. А когда, наконец, подтвердил квалификацию и сдал все экзамены, на выходе из здания Федерации меня ждала все та же Алла. С извинениями и песней, что весь этот бред с женитьбой — идея родителей, а она не могла им отказать, иначе они грозились перекрыть ей финансирование. Предложила выпить кофе, чтобы расстаться на хорошем.

Насколько мне это все понравилось, учитывая реанимацию в перспективе, думаю, можно не говорить?

— Я был несколько не в себе еще со времен конференции, когда не смог дозвониться до тебя, но до пьяного вусмерть Кира — удалось.