Шрифт:
Закладка:
— В выписке настоятельно рекомендовали водичку с лимоном. Поддержу тебя, чтобы не грустил…
Он одной рукой привлек меня к себе за плечи, демонстративно поцеловал в висок и прошептал, так что его услышали, вероятно, и на улице:
— Любимая, твоя поддержка и понимание для меня бесценны. Воду с лимоном, так воду с лимоном. Как скажешь, медовая моя.
Кир тихо ржал и строил нам рожи, Алексей кривился, но никак не комментировал.
Эта встреча отличалась от предыдущей. Народ здесь был более взрослый, организованный в некое движение, типа «пионерии», и с четким регламентом.
Приветственное слово.
Десять минут моих пояснений о серии.
Час ответов на вопросы.
Час автограф-сессии.
Общая фотография.
Фуршет, как много в этом слове…
На нем я была представлена чиновникам от Минобра, Минпросвета и Уполномоченным по правам ребенка столицы и области.
Улыбалась, принимала комплименты, благодарила за внимание. Пообещала продолжить серию. Подумать о подобном для тех, кто помладше.
Устала.
И только начала искать глазами, куда бы пристроить свой филей передохнуть, как Глеб мило распрощался со всеми этими восторженными дамами и решительно подхватил меня под руку:
— Поехали домой, медовая.
— Как ты? Что? Я не могу… — начала искать глазами нашу компанию.
Алексей о чем-то шептался с представителями Правительства области, Кир лопал тарталетки с икрой и вежливо, но категорично отшивал решительно настроенных красавиц всех возрастов, жаждавших его внимания.
Мило.
Любимый мужчина закрывает собой вид на моего издателя и твердо заявляет:
— Можешь! Ты можешь все. В первую очередь — быть со мной и выйти за меня, — на палец надевается кольцо. — Во вторую, писать что хочешь, не ограничивая себя только одним каким-то жанром.
Глеб обнимает меня, целует в скулу:
— Идем скорее, любимая, иначе неотесанная новгородская деревенщина своим темпераментом поразит высокое столичное собрание до глубины…
— Достаточно. Я поняла, — улыбнулась, оторвав ошеломленный взгляд от собственной руки.
— Ты сошел с ума, любимый…
— И довольно давно, любимая, — Глеб хмыкнул, поцеловал пальчик с колечком, прижал теснее.
И сразу стало понятно, что кое для кого прошедшей ночи и сладкого утра как будто и не было.
Хихикнула. Почувствовала себя впервые влюбленной дурочкой.
Всколыхнулась в душе эта невероятная, горячая, мощная волна. И в этот раз я позволила ей разлиться во мне. Заполнить целиком: образами, звуками, ощущениями. Памятью.
И да, призрак Сергея, всегда болезненно резавший меня в прошлом, потускнел, поблек и словно выцвел.
Я была свободна от своих горьких и тяжелых воспоминаний.
Вздохнула глубоко, выпрямилась в объятьях Глеба и расправила плечи.
Положила обе ладони перевернутым сердечком ему на грудь, подняла на него глаза и улыбнулась, блестя счастливыми слезами:
— Люблю тебя!
А после, с замиранием сердца наблюдала и наслаждалась невероятным изумлением пополам с восторгом в начавших стремительно темнеть и пылать страстью голубых очах.
— Всех к черту, моя сладкая, — прохрипел, склонившись ко мне, Глеб. — Где Кир? Пора ехать. Нас ждут в Валдайском ЗАГСе.
Обалдела я прилично:
— Ты что? Какой ЗАГС?
— Кот велел без штампа в паспорте не появляться… — и улыбается так широко, что я же не промолчу.
Отстранилась на расстояние вытянутой руки:
— Так ты поэтому…
— Потому что люблю, — притянул обратно.
— Тебя, — обхватил ладонями лицо.
— Я, — коснулся лбом моего.
— Всегда.
От того, чтобы счастливо зарыдать и спалиться, удержал меня Кирилл Андреевич, естественно:
— Ну, можно поздравлять? Рискнул? Герой! Поздравляю, Арина Егоровна, встряли вы на всю оставшуюся жизнь. Смотрите, как бы он на вас паранджу не нацепил. Вон как глазами сверкает…
Засмеялась, но потом поглядела на Глеба, задумчиво меня рассматривающего и насторожилась:
— Что?
— Да вот, думаю, что мысль-то неплоха… — и выражение лица такое мечтательное.
— Так! Еще слово в эту сторону, и я поеду домой. Сама.
Оба как по команде вскинули руки:
— Помним-помним, у кого-то еще испытательный срок, — Кир хихикнул.
— А кто-то еще и его-то не заслужил, — отбрил друга Глеб.
Такие мальчишки, по сути.
Радостные. Счастливые.
Махнула рукой и двинулась к принимающей стороне. Пора прощаться, а то нас там, вроде как, в ЗАГСе ожидают.
— Буду ждать. И новых книг, и вообще. Хорошей дороги, — улыбнулся Алексей, прижал мою руку к губам и хитро блеснул глазами. — Сейчас у твоего дракона дым из ушей повалит…
Осмотрелась.
Два друга стояли практически за спиной и глядели оба весьма и весьма неодобрительно.
Успокаивающе улыбнулась им и повернулась обратно:
— Счастливо тебе обрести то, что на самом деле необходимо. Не для карьеры, не для роста доходов, а лично для тебя.
Сжала на прощание его руку.
И ушла.
Закрывая и эту дверь.
У нас с Алексеем теперь только работа и больше ничего.
На улице впорхнула в любимые, такие долгожданные объятья и рассмеялась.
Жизнь моя вновь круто развернулась, да, но она прекрасна!
Пре-крас-на!
Когда мы летели по трассе в сторону дома, Глеб шепнул мне:
— Сейчас, конечно, не получится, но когда мы за машиной твоей вернемся, то на обратном пути обязательно десятое свидание проверим на практике. И у тебя там не хватает истории номер 13: первая брачная ночь. И она нас тоже ждёт, медовая моя беглянка.
Улыбалась, как дурочка, до самого Валдая.
Видимо, в «Дюжине невозможных свиданий» теперь будет другой финал. А сама «Дюжина» будет «Чертовой».
Да и у меня все будет не так, как я предполагала еще пару недель назад.
Машина тормозит все ж таки перед ЗАГСом, а Глеб разворачивается и смотрит прямо в глаза:
— Я понимаю, что надо дать тебе время привыкнуть. Самому набрать форму, чтобы принести тебя сюда и унести в новую жизнь на руках, но, Арин, я не могу. Не хочу и не могу ждать. Мы, любимая, женимся. Вот и платье твое порочное пригодилось.
— Еще я замуж в черном платье не выходила, — начинаю, но меня перебивают страстным поцелуем, который прерывает распахнувшаяся внезапно дверь.
Кирилл Андреевич бдит.
— Так, практически новобрачные, давайте, пока в этом заведении еще есть кто живой.
Выхожу из машины, оперевшись на поданную снаружи руку. Моего сына.
— Мам, наконец-то! — бормочет Костя, сгребая меня в охапку. — Здрасти, Глеб Максимович. Что-то выглядите как-то не очень.
Милейший ребенок, да.
— Мам,
