* * *

— Ух ты, вот это сюрприз! — Калинина, одетая в немыслимо устаревшее фасоном пальто и беретку, нависла над Самоваровой как раз в тот момент, когда она, уткнувшись носом в ватман, беспокоилась о том, что вскоре проморозит свои немолодые косточки до серьезной простуды.

— Боже, что за чуни у тебя на ногах?! Какая ты бледная… И что за стенгазету ты рисуешь?

— Лара, прошу, пойдем скорее в квартиру! Я очень замерзла. Там все тебе объясню.

Ларкин недостаток — скорость реакции и вытекающая отсюда прямолинейность — был ее же достоинством. Молча схватив с лавки пакет и ватман, она крепко взяла подругу под руку и решительно двинулась к подъезду.

Самоварова, сев на табуретку, любовалась, как шустро Ларка чистит и бросает картошку в закипавшую в кастрюльке воду.

Отогревшись чаем с коньяком, она начала свой длинный путаный рассказ.

— При нашей последней встрече ты ни о чем таком мне не рассказывала… Почему?

— Лар, — опустив голову, Варвара Сергеевна прихватила себя за волосы, — в этом-то и заключается самый ужас. Я не помню почему.

— В каком смысле не помнишь?

— Из моей головы будто вывалился огромный событийный блок. Вот ты сейчас напомнила про встречу, и да, я, кажется, начинаю вспоминать, что мы не так давно встречались в кафе. Скажи, зачем встречались, о чем мы говорили?! Хоть ты мне помоги!

— А кто тебе не хочет помогать? — Нахмурив брови, Калинина достала из холодильника банку шпрот и, щурясь, пыталась разглядеть на ней срок годности. — Чем, как говорится, богаты… Пока картошка варится, еще салат овощной покрошу.

— Я подслушала разговор Валерки с неврологом, моим лечащим врачом. Они приняли решение не рассказывать мне, что послужило причиной потери сознания. И Аньку подговорили. Анька вчера навещала, рассказывала историю о поимке какой-то мошенницы. Звучит, как бред, но эта дама почему-то хочет встречи с моей дочерью, якобы ей по силам осчастливить ее долгожданной беременностью.

— Очень интересно! — оживилась Калинина и, поглядев на сморщенный огурец, выбросила его в помойное ведро.

— Капустный сделаю с майонезом… А лучше свеклу потру. Гемоглобин твой повысит. Так-так… Давай про Аньку!

— Да черт-те что несла, в спецагента ей поиграть захотелось… Но я нутром чувствую: все это как-то связано.

— Похоже, это не бред… В прошлую нашу встречу ты горела желанием пристроить свою дочь на прием к какой-то аферистке, а ссылалась на рекомендации своей случайной знакомой, свидетельницы пожара в квартире доктора.

— Черт! — ударила себя по лбу Самоварова. — Где мой ватман?!

— Лежит в коридоре.

Вернувшись на кухню, Самоварова, не церемонясь, освободила от всякой мелочовки небольшой кухонный стол и разложила на нем ватман.

— Вот погляди!

По центру был начерчен большой круг, внутри которого она еще в больнице написала «травмирующее событие».

От него лучиками расходились стрелки: «Пожар», «Томка (дознаватель)», «Марина Николаевна (ложь)», «Роман Аркадьевич (подкуп)», «Никитин (письма жене???)», «Мусорные мешки», «Домушница-соседка (сон)», «Валера (недоговаривает)», «Анька (недоговаривает)».

— Аньку-то с Валерой надо вычеркнуть! — схватив фломастер, Ларка начертила еще одну: «Мошенница-беременность-Анька». — Так будет правильно, — уверенно сказала она. — А то, что они недоговаривают, вполне естественно. Боятся нового срыва на фоне, как ты это здесь обозначила, травмирующего события.

Весь ближайший час подруги, расположив по углам листа нехитрые закуски, пили водку и пытались собрать пазл.

Поразительно! То ли расслабляющее воздействие водки, то ли близость надежного Ларкиного плеча, но что-то заставило память Самоваровой расшевелиться!

Перед ее глазами, будто невидимые картинки, до которых дотронулись «волшебным» фломастером, начали проявляться «замороженные» события.

— Все началось с мешков! — возбужденно говорила она Ларке. — Вонючие мусорные мешки, набитые поломанными игрушками… Они регулярно появлялись под дверью, когда в квартире, кроме меня, никого не было.

— Нет, Варя! — опустошив свою рюмку до дна, как истинный офицер, перебила ее Калинина. — Началось все с пожара и этой Марины Николаевны. Мне еще в кафе твой рассказ показался странным: свидетельница, не живущая в доме, выходит с тобой на контакт и целенаправленно программирует, чтобы ты отправила дочь к какой-то сомнительной знахарке. Теперь уже нет сомнений, что она и подожгла квартиру.

— Господи… Лара! Я всего лишь хотела помочь Аньке. Она извелась с этой беременностью, на глазах превращаясь в невротичку!

— И в невротичку в итоге превратилась ты. Я ж тебе еще тогда сказала: отпусти, не лезь.

— Благими намерениями вымощена дорога в ад! — Проклиная себя сразу за все на свете, Варвара Сергеевна пригубила из рюмки. — Курить-то во двор не погонишь?

— Да кури уж… Горбатого могила не исправит! — Ларка подошла к окну, подоконник которого был заставлен чахлыми кактусами в разномастных горшках, и приоткрыла форточку. — Поехали дальше! — Вернувшись, она подлила немного водки в рюмку подруги, а себе накапала половину.

— Что дальше… Мне подкинули под дверь фото с Валерой и какой-то брюнеткой… Они сидели в кафе… Погоди! Я, кажется, ее знаю… То есть лично не знаю, но знаю, кто это. Правда, она давно умерла. Мистика какая-то!

— Мистики не бывает! — отрезала Калинина. — Что за брюнетка?

Варвара Сергеевна, схватив в руки телефон, попыталась зайти в соцсеть. Грузилось долго.

— В квартире 3G едва ловит. Подключись к моей сети.

Калинина продиктовала название сети и пароль, инет мигом «взлетел».

— Вот. Это Лара Брехт. Бывшая пациентка доктора. Похоже, у них был роман, но это было давно. Он не смог ей помочь и очень переживал. Она наложила на себя руки.

— Дай-ка мне телефон!

Самоварова послушно отдала в руки подруги святая святых — свой мобильный.

— Вот ведь какой у нас нынче прогресс… Человека давно нет в живых, а страница его все висит! — констатировала Ларка.

— Я тоже об этом думала, когда изучала ее страничку вскоре после знакомства с доктором. Любопытно было, каюсь…

— Плохо, видать, изучала, раз не покопалась в друзьях.

Ларка увеличила фото красивой, под сорок, женщины.

— Голову даю на отсечение, это ее родная сестра!

Выхватив телефон, Варвара Сергеевна до рези в глазах всматривалась в изображение.

— Похоже… Фамилия, конечно, другая. Но Лара была Брехт по мужу. Эврика, вспомнила! — вскочила с табуретки Самоварова. — Валера как-то делился, что после смерти Лары взялся лечить ее сестру. После той трагедии у нее началась депрессия. Еще он говорил, что депрессия отягощена паническими атаками — эта женщина не может зайти в медицинское учреждение. Просто в тот момент я не особо его слушала… А после того, как под дверь подбросили фото, еще и накрутила себя, подозревая, что у Валеры роман на стороне.

— Беда многих отношений. Стабильность коварна. Человек прирастает к ближнему и частенько пропускает мимо ушей то, чем он делится, если это не связано лично с ним. Доктор же не рассказывает тебе про всех своих пациентов, значит,