июля он написал о своих треволнениях и будущих намерениях стороннему человеку, которому он, однако, доверял, поскольку тот был его давним другом. Джино Ранкати, журналисту RAI, с которым Феррари, едва познакомившись, сразу подружился, он написал, что намерен «завершить этот спортивный сезон», но затем передаст другим «честь защищать престиж итальянской работы за рубежом». Таким образом, Феррари задумывался об уходе из гонок.

Он заканчивал письмо (написанное от руки, и, следовательно, никем из его секретариата не читанное – то есть это было очень личное признание) объяснением своего поступка: «В жизни нужно уметь отказываться от чего-то, что нам действительно дорого, и я думаю, что после того, как я потерял сына, ничего дороже у меня нет».

В те дни, когда умирал Дино, Хуан Мануэль Фанхио погрузился в глубокий личный кризис. Главной причиной было отсутствие у него status первого пилота – он продолжал считать, что достоин его, поскольку является трехкратным чемпионом мира. Вместо того, чтобы успокоить его, его менеджер Марчелло Джамбертоне подливал масла в огонь, объясняя ему, что поведение Феррари может иметь коммерческие причины. Два из троих его партнеров – Муссо и Кастеллотти – были итальянцами, и, следовательно, было понятно, что итальянская команда отдает предпочтение своим гонщикам. Коллинз же – англичанин, а, по словам Джамбертоне, английский автомобильный рынок был гораздо более привлекательным, чем аргентинский, который в то время был закрыт для импорта автомобилей.

На той неделе, когда умер Дино, Джамбертоне послал телеграмму Гардини, коммерческому директору Феррари, с просьбой передать Собственнику, что Фанхио обижен тем, как с ним обращаются, и низким качеством машин, которые ему предоставляют: даже если пилот и менеджер предполагали умысел со стороны Феррари, они тактично не стали говорить об этом. Джамбертоне этой телеграммой коммерческому директору фактически обратился через две головы, ответственные за спортивное подразделение «Феррари» – спортивного директора Скулати и технического директора Аморотти, которым он, очевидно, не слишком доверял, но которые, в свою очередь, после каждой гонки тщательно фиксировали и передавали Феррари подробные жалобы Фанхио.

Феррари не придал значения нарушению субординации, и, несмотря на потрясение от состояния уже умиравшего Дино, нашел возможность ответить. Он заверил Джамбертоне телеграммой (и, возможно, заставил себя сделать это, поскольку он не понимал, почему его пилот ведет с ним диалог через в третье лицо), что отдал приказ обращаться с Фанхио как «с leader команды».

По совету своего менеджера, в начале июля Фанхио прошел обследование, в ходе которого у него выявили «реактивный невроз», характеризующийся «эмоционально-тревожным расстройством». Узнав об этом – и снова из телеграммы, – Феррари предложил еще одно обследование, у того врача, которого выберет он. И отказался от этой идеи только тогда, когда Джамбертоне представил ему рекомендации заслуживающего доверие невролога, который проводил диагноз Фанхио.

Для Феррари все это, конечно, виделось очень странным и далеким. Как бы то ни было, он согласился на встречу, но не с Фанхио, а опять же только с Марчелло Джамбертоне. В ходе разговора Феррари удовлетворил его запрос на личного механика для Фанхио, который будет выбран самим Феррари, но подчиняться будет полностью пилоту, и этот же механик будет единственным, кто имеет право касаться его автомобиля. Такой запрос, вероятно, показался Феррари как минимум оригинальным, и в другое время он бы, скорее всего, крепко уперся. Но на первой неделе июля 1956 года и голова Феррари, и все его силы были заняты совершенно другим.

Случайно или нет, но, получив личного механика и status первого пилота, Фанхио в середине июля выиграл Гран-при Великобритании. Завоевав восемь очков за победу, он подошел на расстояние всего одного балла к партнеру, Питеру Коллинзу, который на «Сильверстоуне» занял второе место только благодаря машине Альфонсо Де Портаго, отозванного в боксы для того, чтобы англичанин смог продолжить гонку.

5 августа Фанхио повторил успех на «Нюрбургринге», в Гран-при Германии, где ему удалось даже побить фантастический рекорд круга, принадлежавший Герману Лангу и его довоенному «Мерседесу». Коллинз был вынужден сойти с дистанции, и вечером того же дня Фанхио уже смотрел на таблицу чемпионата мира «Формулы-1» сверху вниз: он обогнал партнера и оторвался от него на восемь с половиной очков, так же, как и от Жана Бера, французского пилота «Мазерати».

С восстановившейся как по волшебству формой и всего одной оставшейся до конца чемпионата гонкой, благодаря двум победам в течение трех недель, Фанхио завоевал свой четвертый титул, который стал первым для Феррари после двух титулов Аскари.

Смерть забрала у Феррари не только сына, но и наследника. Теперь на кону было и будущее «Феррари» – оно требовало полного переосмысления. Пьеро был слишком мал и, в любом случае, для Италии тех лет слишком неудобен, чтобы отец, потрясенный такой глубокой и недавней утратой, мог рассматривать его на роль будущего кормчего. Эту роль он всегда отводил Дино, «рожденному в гонках и для гонок», которому он, пока позволяло здоровье, даже позволял время от времени управлять на автодроме Модены все более мощными автомобилями, чтобы тот вождением дополнял свое образование.

В поисках точки опоры Феррари в августе отправился в Турин. В офисах завода в Мирафьори он встретился с Витторио Валлеттой, создателем великого промышленного чуда, носящего название «ФИАТ». Они знали друг друга с весны 1922 года, когда Валлетта уже был одним из руководителей туринской компании, а Энцо – молодым и перспективным пилотом. Тридцать четыре года спустя Феррари уже сам руководил компанией, которая была гордостью итальянского спортивного автопрома и заняла то место в международных соревнованиях, которое в первые два десятилетия XX века принадлежало «ФИАТ».

С Валлеттой, который, кстати, стоял за бесплатной передачей всего имущества «Ланча», Феррари собирался обсудить будущее. В ходе беседы с глазу на глаз он сообщил о ситуации, сложившейся в компании после смерти его сына. Он не отрицал, что уход Дино привел его к «глубокому кризису отчаяния». Впервые в его жизни будущее казалось не принадлежащим ему и даже не интересным.

Валлетта успокоил Феррари, сказав ему: «За этим столом сидит ваш друг, и этот друг представляет “ФИАТ“». И, как глава автогиганта, он подтвердил, что Феррари всегда может рассчитывать на «ФИАТ». Они расстались без конкретного соглашения, но с пониманием, что маленький производитель из Маранелло всегда может обратиться к туринскому гиганту по любым вопросам.

В воскресенье, 2 сентября, в Гран-при Италии, который проходил на трассе в Монце, на кону стоял титул чемпиона мира 1956 года.

Фанхио стартовал с первого ряда, так же как и Кастеллотти с Муссо. Накануне он предупредил двух молодых партнеров, чтобы те были осторожны: