Шрифт:
Закладка:
Активно достраивались домики, и каждый новый дом за стеной замка переходил во владение очередной пары. Одной из первых, рыдая, пошла замуж Фица.
– Фица, ну что же ты плачешь-то? Радоваться надо! Муж тебе достался хороший, балует тебя, да и откладывать уже нельзя – живот видно!
– Ой, ваша светлость, о-о-о-о-ой!..
– Господи, дайте ей воды! Ну, что случилось-то?! Боже мой, лицо распухло, глаза красные! Полотенце принесите, и воды со льдом!
Еле успокоили новобрачную! Наконец всхлипывания стихли, и я смогла получить почти внятный ответ.
– Ой, ваша светлость, я как подумала, что тогда не сказала бы, что шить умею! Так бы и осталась на кухне у батюшки вашего! Может быть, уже бы и померла! Ой, благослови вас Бог, ваше сия-а-а-а…
И опять слезы! Ну, гормоны у беременных они такие! И то сказать, дотянули с этими свадьбами…
Еще и удивительно, что невесты беременные не все подряд! Ну-ка, легкое ли дело два года прождать! Хотя здесь другое отношение к ожиданию. И есть в этом определенная мудрость. За эти два года одна пара перессорилась и разбежалась. Самое примечательное, что невеста не сильно и расстроилась – только фыркнула вслед жениху.
Каждое воскресенье играли свадьбу, а то и две-три одновременно. К началу лета отцу Доменику надоело мотаться из города к нам и торчать каждые выходные. У него и своих забот полно, а тут бросай все и приезжай!
Так что письмо в высший церковный орган власти, Великий Синод, он написал по собственной инициативе. К середине лета прибыл оттуда патер Сирено, велеречивый, ласковый и совсем не глупый мужчина. Осматривал замок, неодобрительно покачал головой на очередную беременную невесту, но промолчал, ничего не сказал, и даже сам лично покрыл грех, обвенчав пару.
Осматривал школу и долго-долго беседовал с братом Кором. Оставался у него ночевать, присутствовал на летних занятиях у травниц. Беседовал с Лестой и даже посоветовал ей какую-то отраву заморскую, как обезболивающее. Леста была очень довольна, сказала, что хорошо патер разбирается в травах и даже про раны ей кое-что рассказывал. Приходилось ему воевать, еще когда молодым был.
– А вот, ваше сиятельство, с грамотой-то у меня не слишком хорошо. А помру – все знания пропадут. А ведь я и про раны знаю много. Не дай Бог, а вдруг понадобятся сведения. Тайна-то совсем ребенок еще… Надо бы кого-то постарше найти. Патер-то Сирено правду говорит: грех такие знания скрывать!
Ну, насчет «Тайна – ребенок!» бабушка преувеличивала. Девочке почти пятнадцать, цветет как роза. Экзотическая красота сразу взгляд приковывает!
А в замке появился господин Айвор Мирн, третий сын обнищавшего барона. Привел его патер Доменик со словами:
– Жалко, ваша светлость, когда такой дар пропадет! Он и чирьи вскрывать умеет, и рану ножевую вылечить. И грамоте обучен! А при приюте нехорошо его держать, молодой, сильный, ему жить и учиться надобно.
Парень мне приглянулся не сразу. Угрюмый – слово не вытянешь, невысокий, жилистый, злой взгляд: зыркает, а не смотрит. Возраст сложно определить, говорит, что девятнадцать, а выглядит подростком недокормленым. Рост – чуть выше среднего, волосы сбриты недавно и полный набор подростковых прыщей.
Но отталкивать не стала. Предложила еду, кров и одежду. И салем в месяц. Выгнать всегда можно. Это я так думала…
Леста пришла ко мне через десять дней. Говорили мы долго, от мальчишки она была в полном восторге. С детства при конюшне обитал у богатых родичей. Там у старого конюха научился коней лечить, раны чистить, в травах разбираться.
– А руки у него, ваша светлость, совсем волшебные! Как порез зашивал!.. Я так и не смогу!
И так парня расписала, что мысли о выгнать у меня растворились полностью. Вызвала к себе поговорить – молчит, зыркает исподлобья… Вот как с таким? Боится он меня или что другое? Пошла к брату Кору. Тот и терпеливее меня, да и спокойнее, мудрее.
Нашел брат Кор слова, разговорил угрюмца. Почерк у него, у Айвора, оказался отвратительный, но брат Кор обещал сам с ним позаниматься, исправить. А вот рисунок его на восковой дощечке был вполне себе. Не высокое искусство, конечно. Но как шить рану – понятно было. Значит, надо ехать в Грижск и закупаться бумагой. Будет учебник по травам и по обработке ран. Пусть даже и рукописный. Рукописи, как известно, не горят!
А брата Кора увез с собой патер Сирено. Так и сказал:
– Раньше осени не ждите, ваше сиятельство!
Перед отъездом долго мы с любезным патером беседовали. И о вере, и просто о жизни. Где-то и поспорили, но в целом сошлись. Будет в новом поселке церковь малая. Отстрою за свой счет, не разорюсь. Туда и назначат патером брата Кора, как учение пройдет. Но церковь эта принадлежит замку, десятину новый патер платить верхушке не будет!
Тут я уперлась. И не в деньгах дело. Боязно было – это пока брат Кор у нас, а ну-ка церковь поменять его надумает? Да пришлют поганца какого? Может, я и перестраховалась, кто знает?
Вообще-то, до сих пор все священники и монахи, с которыми я сталкивалась, были очень даже приличные люди. И в церковь здесь шли за верой и служением, а не за золотом. Но – береженого бог бережет! Пожертвовать я и сама могу, и патера Кора никогда не обижу. А доить себя на постоянной основе – не дам. Лучше и не искушать церковников.
Налоги в этом году выплатили все и исправно. Вернули хорошую часть долгов. Я подумала-подумала и оставила половину в графской казне. Понятно дело, что все это мной заработано. Только если жена богатая, а муж нищий – добра не будет. И дело не в жадности Марка, а в том, чтоб не чувствовал себя прихлебателем при богатой жене.
Приедет – все графство на него скину с радостью. Совет – пожалуйста, а вот решает пусть сам, что и куда. Я ведь даже не знаю, какой из него управленец. Он землями, почитай, и не занимался. Остается только верить, что не разрушит то, что я собирала по крупицам.
* * *
Три неопознанных мной ростка, из тех, что привез гвайр Байони, оказались сортами местных роз. Самое приятное в них было даже не запах, а почти полное отсутствие шипов. Скорее – жесткий пух на стебле.
Розы росли и в садах при
