скрывали: руководители Purdue давали Конгрессу "ложные и мошеннические показания".

По словам пяти бывших сотрудников Министерства юстиции, знакомых с ходом этих обсуждений, Браунли хотел предъявить трем руководителям множество уголовных обвинений, в том числе в "недобросовестной маркировке" (мошенничество, связанное с неправильной маркировкой фармацевтической продукции), а также в мошенничестве с проводами, почтовом мошенничестве и отмывании денег. Прокуроры часто не хотят выдвигать уголовные обвинения против публично торгуемых компаний, опасаясь, что если цена акций упадет, это может привести к финансовым потерям для акционеров, которые, возможно, не знали о преступном поведении, о котором идет речь. Но в случае с Purdue не было никаких матерых акционеров. Были только Саклеры. В обвинительном меморандуме рассказывалась история сложного, многолетнего и чрезвычайно прибыльного преступного сговора. По данным компании, Purdue уже продала оксиконтина на сумму более 9 миллиардов долларов. Поэтому, помимо обвинений в уголовном преступлении против компании и ее высшего руководства, прокуроры потребовали бы выплатить штраф. Они обсуждали, какой будет разумная сумма, и любое требование должно было стать предметом напряженных переговоров с обвиняемыми. Но было решено, что на стол ляжет сумма в 1,6 миллиарда долларов.

Саклеры могли бы утешиться тем, что лично они не являются непосредственными объектами уголовного дела. Это была именно та ситуация, в которой десятилетиями применявшаяся Саклерами уловка по сокрытию связей между семьей и ее различными предприятиями действительно могла пригодиться. Но когда федеральные прокуроры возбуждают уголовное дело против корпорации, они редко начинают с предъявления обвинений генеральному директору или председателю совета директоров. Вместо этого они, как правило, начинают с членов высшего руководства, которые находятся на ступеньку или две ниже. Один из аргументов в пользу такого подхода заключается в том, что зачастую легче собрать доказательства против руководителей низшего звена, поскольку они играют более практическую оперативную роль и оставляют за собой более обширный бумажный след. Однако в уголовных делах, связанных с "белыми воротничками", такие обвиняемые также являются весьма легкой добычей. Как правило, это изнеженные мужчины среднего возраста с мягкими руками и незапятнанной репутацией. Если вы предъявляете им обвинение в совершении преступления, и они внезапно сталкиваются с перспективой реального тюремного заключения, самой мысли о лишении свободы достаточно, чтобы их охватил ужас. Как следствие, их часто можно убедить перевернуть обвинение генерального директора или председателя совета директоров в обмен на более мягкое обращение.

Имя Ричарда Саклера неоднократно всплывало в записках обвинения. Поскольку он сам занимал пост президента компании и поддерживал практически постоянный контакт с Фридманом и другими руководителями, было вполне естественно, что он попал в поле зрения следствия. В записке обвинения Маунткэсл назвал Саклеров "семьей" и отметил, что Фридман, Голденхейм и Уделл - все - "подчинялись непосредственно "семье"". Если прокурорам удастся предъявить руководителям обвинения в уголовном преступлении под угрозой реального тюремного заключения, то, похоже, велика вероятность того, что они смогут склонить хотя бы одного из них - или всех троих, если на то пошло, - предать Саклеров и выступить в качестве свидетеля обвинения.

Однако прежде чем уголовные обвинения против руководителей были утверждены, дело было отправлено на рассмотрение в Министерство юстиции в Вашингтоне. В уголовном отделе министерства дело попало на стол молодого адвоката по имени Кирк Огроски. Он поговорил с прокурорами из Вирджинии и провел десять дней, изучая меморандум. Затем он подготовил собственный меморандум по этому делу на сайте . В итоге он пришел к выводу, что дело было очень надежным. "Пожалуй, ни одно дело в нашей истории не сравнится с тем бременем, которое легло на здоровье и безопасность общества, как то, что было сформулировано нашими линейными прокурорами в Западном округе Вирджинии", - написал он, отметив, что "злоупотребление оксиконтином существенно повлияло на жизнь миллионов американцев". Это было "праведное дело", на жаргоне департамента, и Огроски рекомендовал своим коллегам выдвинуть многочисленные обвинения в тяжких преступлениях против руководителей и компании. Он подчеркнул, что это должно произойти без промедления, отметив на сайте , что у Purdue был "прямой финансовый стимул добиваться отсрочки", учитывая, что ее "мошеннические продажи и маркетинг" оксиконтина продолжали приносить еще 100 миллионов долларов каждый месяц.

Если бы дело действительно дошло до суда, с таким количеством улик, в здании суда Западного округа Вирджинии, где многие присяжные знают кого-то, чья жизнь была разрушена из-за оксиконтина, было бы несложно вынести обвинительный приговор. На самом деле, если бы трем руководителям компании было предъявлено хоть одно обвинение, они, скорее всего, взглянули бы на свои шансы, а затем поспешили бы подписать соглашение о сотрудничестве. Как заметил один из адвокатов, принимавших участие в этом деле: "Я чувствовал, что если кто-то из троих сделает это, то Саклеры пойдут ко дну".

 

Они не сделали этого. Однажды в октябре 2006 года Джону Браунли позвонили и сообщили, что назначена встреча с командой защиты, чтобы провести брифинг в офисе помощника генерального прокурора. Браунли и его команда были встревожены. Не каждый обвиняемый по уголовному делу имеет возможность пойти по головам преследующих его людей и обратиться с неофициальной жалобой непосредственно к высокопоставленным чиновникам Министерства юстиции, но такие прерогативы доступны американцам, обладающим достаточным состоянием и возможностями для их реализации. Однако даже в системе правосудия, подтасованной в пользу богатых и влиятельных, принято, чтобы прокуроры хотя бы имели возможность проинформировать своих боссов о деталях дела до того, как боссы встретятся с защитой.

Браунли, Маунткасл и Рэмсиер отправились в Вашингтон. Встреча проходила в большом конференц-зале, пристроенном к офису помощника генерального прокурора, женщины по имени Элис Фишер. Там стоял длинный дубовый стол, окруженный кожаными креслами. Вдоль стен стояли книги по юриспруденции, создавая атмосферу торжественной честности. Говард Шапиро вошел в кабинет вместе с Мэри Джо Уайт и другими адвокатами компании Purdue и трех руководителей. Встречей руководил Фишер, а также еще несколько младших чиновников, которые были политическими назначенцами в администрации Буша, включая заместителя главы администрации Фишера Роба Кофлина. Впоследствии Кофлин сам признает себя виновным по не связанному с этим делу по обвинению в уголовном преступлении, согласно которому в обмен на обеды в дорогих ресторанах, билеты на спортивные мероприятия и другие вознаграждения он оказывал услуги клиентам преступного лоббиста Джека Абрамоффа в органах юстиции. Но на он выглядел как авторитетный представитель правительства США, и они с Фишером дали адвокатам Purdue достаточно времени, чтобы привести свои аргументы. Адвокаты представили на сайте убедительную презентацию о том, что Браунли и его прокуроры слишком усердствуют в преследовании Purdue. В частности, они утверждали, что предъявление обвинений в