болгар[921]. Николай I выдавил сотни тысяч мусульман с Северного Кавказа, что вынудило их искать убежища в Османской империи. Именно это было наиболее значимым в исходе войны с точки зрения османских подданных еще до того, как делегаты собрались в Париже на мирную конференцию.

Хатт-и-хумаюн[922] 1856 г., изданный Абдулмеджидом I за неделю до начала мирных переговоров, четко декларировал то, что подразумевалось в указе 1839 г.: полную свободу вероисповедания, отсутствие принудительного обращения и подлинное равенство. Государство отказывалось, по крайней мере теоретически, от преобладающей роли мусульман. Не все религиозные правящие элиты были этому рады. По словам министра Ахмеда Джевдет-паши, «многие мусульмане начали роптать: “Сегодня мы потеряли наши священные национальные права, которые предки завоевали кровью. Мусульманская община раньше была правящей, но ее лишили этого священного статуса. Для мусульман настал день слез и траура”»[923]. Подобные настроения уже в 1859 г. в Стамбуле вылились в попытку государственного переворота, осуществленную группой офицеров и суфиев-накшибенди, но мятеж быстро подавили.

Правительственная декларация о свободе вероисповедания вызвала тревогу среди новообращенных[924]. Начиная с конца 1850-х гг. десятки тысяч людей, которых империя считала мусульманами, потому что их предки приняли ислам столетия назад, объявляли себя христианами, ставленниками Австрии, Великобритании, Франции, Греции или России[925]. Грекоязычные мусульмане-кромлиды[926], жившие в районе Понта, ставриоты в центральной Анатолии, и армяноязычные мусульмане-амшенцы, проживавшие на побережье Черного моря, заявили, что никогда не были настоящими мусульманами, но тайно придерживались своей прежней веры.

Обращение и отступничество стали скорее политическим вопросом, чем религиозным или теологическим. Лояльность была привязана к религии, ставшей национализированной[927]. Если мусульманин обращался в христианство, режим предполагал, что отступник примкнет к пятой колонне, поддерживавшей иностранные державы. Власти исходили из того, что только мусульмане могут быть лояльны государству, несмотря на попытки принимать всех подданных на равных.

В то же время, опасаясь потерять мусульман из-за вероотступничества, Османская империя охотно принимала отступников из других стран. После общеевропейских революций 1848 г. тысячи полезных беженцев – солдаты вместе с ведущими политиками и генералами из революционной Венгрии, Италии и Польши – были радушно ею приняты. Решив игнорировать идеологию «Сорок восьмого года»[928] – конституционное правительство, парламентскую форму правление и национальное освобождение, – османы сосредоточились на лидерском опыте и военных способностях изгнанников. Их прибытие укрепило османов, а Габсбурги и Россия потребовали, чтобы повстанцы и их лидеры, включая Кошута Лайоша, лидера венгерского парламента, провозгласившего автономию Венгрии, а затем боровшегося за ее независимость во время революции, были возвращены. Вместо этого османы предоставили им убежище, и многие из эмигрировавших людей стали мусульманами.

Обращение освободило их от высылки, сделав подданными Османской империи. Таким образом, государство продолжило прежнюю политику, используя ислам как средство интеграции мужчин в военную и политическую элиту.

Если когда-то османы делали из завербованных мальчиков мужчин, то теперь прибывшие в страну были уже полностью сформированными и опытными военными специалистами. В то время как отступничество оказалось способом отказаться от османизма, обращение оставалось путем к османскому образу жизни.

Генерал Юзеф Бем, герой польского восстания против России в 1830 г. и командующий венгерскими войсками в Трансильвании в 1848 г., умер как обрезанный османский мусульманин по имени Мурад-паша, убитый в бою с друзами в Ливане в 1850 г.[929] Главнокомандующий османскими войсками во время Крымской войны Омер Лютфи-паша был обращенным хорватским сербом и православным христианином, получившим военное образование в Австрии[930]. Многие польские и венгерские военные из поколения «Сорок восьмого года» служили при обороне Карса в 1855 г.

Ждать прибытия помощи из-за рубежа оказалось недостаточно. В тот период османы основали светские школы для обучения правящей элиты науке ведения войны и государственного управления. Наиболее значимой стала Галатасарайская императорская средняя школа, построенная в 1868 г. на территории бывшего дворца для обучения детей-новобранцев. Его внушительные позолоченные ворота сегодня являются главной достопримечательностью площади Галатасарай в Стамбуле. Основным языком обучения в Галатасарае был французский. Несмотря на опасения режима по поводу лояльности подданных-христиан, школа ставила своей целью воспитание представителей всех религий в качестве государственных служащих. В отличие от рекрутов прошлого, этим молодым людям не нужно было принимать ислам, делать обрезание и изучать арабский, персидский и турецкий языки. Они получили высокие посты во многих ведомствах, включая Министерство иностранных дел. Однако это центростремительное усилие столкнулось с центробежным. Ставленники, находившиеся под правовой защитой иностранных держав, поддерживали привилегированные коммерческие отношения со своими европейскими спонсорами, что привело к появлению богатой и весьма заметной христианской и еврейской буржуазии в империи. Эта группа открыла школы и клубы и развила усиливающиеся националистические настроения – способные, как видно из случаев с Сербией и Грецией, привести к автономии или независимости. Внутри страны, среди армян и греков, указы 1839 и 1856 гг. способствовал популяризации властей за счет религиозных лидеров, патриархов. Османские христиане учредили мирские собрания и разработали конституции для общинного правления.

Возможно, чтобы воспрепятствовать движениям за автономию и независимость, султан в 1869 г. издал закон об османском гражданстве, отделявший религию[931]. В нем говорилось: «Все подданные империи называются османами». Обращенный в ислам больше не становился подданным Османской империи автоматически. Ислам перестал быть путем интеграции.

Роль женщин в обществе

Начиная с эпохи реформ, вопросы ношения закрытой одежды, полигамии, браков по договоренности, публичности женщин и их участия в общественной жизни вызывали горячие споры[932].

В Стамбуле XIX в. и других городах развивалось издательское дело. В журналах и книгах ведущие османские мусульманские интеллектуалы задавались вопросом о том, как много можно перенять у Европы. Некоторые считали, что все ценности «западной цивилизации», включая мораль и романтическую любовь, являются универсальными, поэтому их необходимо принимать во всей полноте. Другие были уверены в том, что стать современными можно благодаря использованию только материальных инноваций – новых технологий, средств связи и транспорта.

Один из главных спорных моментов касался участия женщин в жизни общества. Те, кто воспринимал западные ценности как универсальные, выступали за прекращение полигамных связей и пропагандировали доступность образования для женщин. Они утверждали, что социум в целом не может считаться современным до тех пор, пока женщины не будут освобождены. Те, кто отвергал нематериальные аспекты западного социального устройства, настаивали на прежнем их положении[933].

Однако все эти писатели признавали ислам доминирующей культурой.

Их отличало только то, как они продвигали свои проекты. Самым радикальным аспектом было обеспечение равенства всех подданных, но не женщин. В итоге достигнутого согласия мнения расходились только в вопросе управления страной.

Первая османская конституция

Первая конституция в