с пополнением, проще сделать астрономов, а не солдат. Бросить полк за обученными каппелевцами – значит окончательно погубить его. – Федяинов вновь отвел взгляд в сторону.

– Та-ак, – прежним свистящим шепотом протянул помощник начальника штаба армии – ни шепот его, ни поза ничего хорошего Федяинову не сулили. – Та-ак…

Конечно, не это было причиной отказа Федяинова – в революционном огне сгорали не только полки – целые дивизии, корпуса и армии, полк – это тьфу, спичка, маковое зернышко, потерять полк – только доблести себе прибавить, это знал и Федяинов, это знал и помощник начальника штаба армии.

Вечером Федяинов был отстранен от командования полком и взят под арест как человек, нарушивший революционную дисциплину.

Но полк от позорного дела – добивать лежачих – он уберег.

Преследовать отступающих, щипать колонну белых, откусывать от нее ломти пожирнее поручили партизанам. Но партизаны – это не регулярное войско, партизанская вольница допускала все, в том числе и побеги с поля боя, партизаны и залп из винтовок не всегда могли толком дать – били вразнобой, горохом, пули их летели куда угодно, только не в цель.

Партизан каппелевцы особо не опасались.

В том месте Кан делал крутой поворот – река даже наклонялась в одну сторону, как телега, которую, разогнав, заставили нырнуть в боковой проулок. Черные скалы тянулись друг к другу, сжимались, с них ссыпалась ледяная крупка, на ветру пронзительно гудели сосны, звук их был зловещим, трепетным – души людские сжимались, слыша его… Когда под скалами прошла головная шеренга солдат, пробивавших дорогу в высоком, шевелящемся на морозе снегу, на скалах, и слева и справа, появились люди.

Люди эти были крошечными, как тараканы – не больше прусака среднего размера. Хоть и не казались канские скалы высоченными, не купались в жесткой небесной бели, а люди на них выглядели очень маленькими.

Хлопнул выстрел. Он прозвучал так громко, что у одного солдата в ухе лопнула барабанная перепонка, он завопил жалобно, как вопит заяц, угодивший в силок, под эти вопли вниз полетели гранаты.

Колонна мигом ощетинилась штыками, преображение произошло стремительно, по скалам грохнул дружный залп.

Вслед за гранатами вниз понеслись люди – каппелевцы били метко, четыре человека шлепнулись на лед, прямо на собственные гранаты, три человека с одного берега и один, тяжело раскорячившись в полете, – с другого.

Следом за первым залпом ударил второй. Со скалы сорвался еще один партизан, наряженный в новенький романовский полушубок.

Гранаты, по-козлиному скакавшие по льду, рвались, будто шрапнель, – с треском, проделывали во льду ямы, секли людей крошевом, но ни в одном месте не пробили лед до нижнего края – слишком прочный был покров на этом участке реки.

– Может, послать людей на скалы, чтобы проверили их и, если там будут партизаны, выкурили бы. – Вырыпаев отодрал от лица башлык, примерзший к живой коже.

– Не надо. Партизан там уже нет, – сказал Каппель. – Они ушли. Тактика их известная: мгновенный налет, мгновенный укус и – побыстрее за огороды, в вольную степь. Мы же с тобою, Василий Осипович, собирались точно так же действовать, когда писали бумагу в Ставку Верховного правителя.

– Так, – голос у Вырыпаева сделался ворчливым, – только толкового ответа не получили. Генерал Лебедев постарался… Будто мы ничего не писали. – Вырыпаев удрученно качнул головой, снова натянул на нос башлык. – Зато в условиях фронта какой курицей оказался этот Лебедев, а?

Каппель никак не отреагировал на эти слова. Каждый день, пока эшелоны двигались по железной дороге, Каппель обязательно покидал штабной вагон, пересаживался в автомобиль, который по деревянным слегам спускали с открытой платформы, и отправлялся на фронт. Там, где машина не могла пройти, приходилось пересаживаться на коня.

Становилось все яснее, что сдержать свой бег откатывающаяся армия сможет только в Красноярске либо еще дальше – в Забайкалье. В Забайкалье и власть была крепкая – атамана Семенова Григория Михайловича, человека с железными кулаками.

Как-то Каппель выехал на участок Степной группы, руководимой Лебедевым – тем самым светским блестящим генералом Лебедевым, который, судя по всему, умел хорошо танцевать на паркете, покрытом скользкой мастикой, и ощущал себя совершенно по-иному в условиях фронта, боя, стрельбы.

Во всяком случае там, где должен был находиться командующий группой, Каппель генерала не нашел.

Автомобиль Каппеля – громоздкий, с широкими колесами «Руссо-Балт», на радиаторе которого болтался полосатый георгиевский флажок – отличительный знак главнокомандующего, был виден издали, по нему со стороны красных несколько раз стреляли, но пули не долетали до машины – слышались только далекие хлопки выстрелов да снег с шипением прожигали горячие свинцовые плошки. Если автомобиль застревал, то из снега ему помогал выбраться конвой.

Штаб Степной группы по плану должен был находиться в небольшом сельце, вольно расположившемся посреди двух густых таежных гряд, – у селян были огромные огороды, амбары, которые не взять орудиям, бани, клети, сараи; жили люди здесь богато, ко всякой власти, независимо от ее цвета, относились подозрительно, шапки перед генералами не ломали. Не стали ломать и перед Каппелем. Каппель обратил на это внимание, усмехнулся:

– Хорошо живет здешняя публика!

Конвой остановил какого-то поручика с перевязанной рукой, в шинели с прожженной полой, – видно, недоглядел служивый, притомился, уснул подле костра.

– Где находится штаб генерала Лебедева?

Поручик вытянулся, как на плацу, от напряжения у него даже лицо обузилось:

– Не могу знать!

– Штаб что, в этом селе не появлялся? Тогда кто же отдает приказы? Откуда они приходят?

– Не могу знать! – заведенно повторил поручик. – Приказы я получаю от своего полкового командира.

Ничего не смог сообщить о штабе Лебедева и артиллерийский капитан – начальник передвижной мастерской.

– Но Лебедев должен быть здесь, здесь, – Каппель поддел ногой твердый комок снега, тот заюзил по накатанному санному снегу, – в этом селе. Нам что, по домам, по дворам идти, искать генерала?

Усы, борода у Каппеля – белые, морозы не спадают, держатся около отметки сорок, в машине холодно, обогрев в «Руссо-Балте» не предусмотрен.

Наконец навстречу попался полковник – седой от изморози, в башлыке.

– Полковник знает больше капитана, – сказал Каппель. – Остановите!

Увидев на радиаторе машины георгиевский флажок, полковник мигом сообразил, кто наведался в эту богатую деревню, вытянулся браво.

Он-то и объяснил, что штаб находится в восьмидесяти километрах от фронта, все приказы приходят оттуда.

– В восьмидесяти километрах от фронта? – лицо у Каппеля приняло неверящее выражение.

– Да, ваше высокопревосходительство!

– В первый раз сталкиваюсь с такими методами руководства боевыми действиями, – удрученно произнес Каппель и полез обратно в машину. Приказал шоферу: – Возвращаемся в штаб фронта.

Пятерка казаков – конвой, взбивая снег, поспешно поскакала следом за «Руссо-Балтом».

Из штаба фронта Лебедеву был послан приказ немедленно явиться к главнокомандующему.

Прошло три дня. Каппель находился в штабном вагоне, чувствовал себя неважно, в груди у него появились сухие хрипы, что вызвало беспокойство у доктора Никонова, который немедленно прописал главнокомандующему порошки. Генерал зашел к себе в купе, чтобы выпить лекарство, как вдруг в дверь раздался стук:

– Ваше высокопревосходительство!

Это был денщик, голос его генерал хорошо знал.

– Что случилось?

– С востока движется