– Хочу! – прямо ответила Смеяна. Притворяться перед ним не имело смысла, да она и не умела. – Не очень-то вы мне по душе пришлись. Не будем ссориться, брате, пусти.

Баян покачал головой:

– Не пущу. Нам знаешь как удача нужна? Да я ж тебе рассказывал. Держимир сам своего счастья не понимает. Я тебя как утром увидел, так и понял: ты куда лучше Дарованы. От нее только и пользы, что Скородум ходить войной поостережется. Да и то как сказать. А ты… Ты и сама не знаешь, что можешь сделать. Ты нам нужна.

– Зато вы мне не нужны! – нетерпеливо ответила Смеяна. – Я – не ваша удача, не братца твоего бешеного. Меня Светловой ждет, я к нему пойду!

– Ему чужой удачи не надо, своей хватит. И княжна ему осталась. Он у вас блаженный какой-то. Сама говорила: с самой Макошиной недели ты с ним, а он тебе хоть слово ласковое сказал? Ты его любишь, я знаю, – а он-то тебя?

Смеяна опустила глаза. В ней то вспыхивала решимость вырваться отсюда во что бы то ни стало, то вдруг накатывала растерянность: а ждет ли ее Светловой на самом деле? Может, он и не заметил, что она пропала?

– Ты не знаешь! – тихо, почти с мольбой сказала она и положила руки на плечи Баяну, чтобы удержать от возражений. – Он не может меня любить – его сама Леля приворожила. Он не о девушках мечтает, а только о ней. Он без меня пропадет. Совсем пропадет!

Баян тихо, протяжно просвистел, провел рукой по лбу, стараясь проснуться окончательно.

– А я-то… – начал он. – Ну и дела! Один Звенилой одержим, другой и вовсе Лелей. И не знаешь, которому хуже. Мой-то… Вот видишь! – сам себя перебил Баян, у которого почти все мысли в конце концов сворачивали на брата. – Ты со Светловоем сколько времени, а пользы мало. Молчи! – шепнул он, видя, что Смеяна собирается возразить. – От грома ты его увела и невесту ему спасла – ты от него беды отводишь, а он сидит сложа руки, пригрелся, как жаба на навозной куче. А с Держимиром ты что сделала, погляди только! Он как тебя увидел, так Звенилу прогнал! Ты не знаешь! – горячо воскликнул Баян, напав наконец на самую главную мысль. – Не знаешь, что за дело! Я думал, эта змея подколодная его начисто сожрет, а он от нее по самую смерть не избавится. А с тобой он сразу в силу вошел! И ведь не убил ее! Кабы не ты, он бы ее придушил, жри меня Бюрт, тащи меня Кощей, придушил бы! Ей-то поделом, да ведь она мертвая нам бы покоя не дала никому, всех бы нас замучила и с собой в Навье утащила. А ты…

Баян говорил быстро и беспорядочно, сонливая хмурость исчезла с его лица, глаза разгорелись. Не договорив, он словно бы задохнулся от восхищения и по своей привычке звучно чмокнул Смеяну куда-то возле глаза, и она не успела уклониться – сейчас она ничего такого не ожидала. Да, она не знала, каким подвигом было для Держимира изгнание Звенилы, и даже удивлялась, почему он не сделал этого раньше. И уж конечно, ей не приходило в голову связать это со своим собственным появлением. У Баяна же было по-другому: он-то знал, как трудно было Держимиру избавиться от чародейки, которую тот считал и своим оружием, и своим проклятием.

Смеяна молчала, не находя возражений, но по-прежнему рвалась к Светловою и вовсе не хотела оставаться здесь. Баян крепко держал ее за плечи, зажимая между собой и боком коня, и Смеяна растерялась, чувствуя себя пойманной. Не драться же ей с ним, однажды предложившим ей свою кровь. Да и другие дрёмичи проснутся. Не умеет она ворожить, дуреха неученая! Не умеет!

– Но я же отпустила тебя! – умоляюще заговорила Смеяна, заглядывая Баяну в глаза. Это был ее последний довод, который Баяну нечем отразить. – Я же отпустила тебя, а мне тоже было жаль с тобой прощаться.

– Ты меня отпустила, потому что мне добра хотела. Вот и я тебе добра хочу и потому не пущу, – серьезно ответил Баян.

– Это как? – возмутилась Смеяна и отпрянула от него, прижалась спиной к конскому боку. – Я лучше знаю, что мне нужно!

– Вот и неправда! – Баян уверенно покрутил головой. – Женщины никогда не знают, что им нужно. Светловой – безумец, только тихий пока. Если он о Леле мечтает, то его душа уже не здесь. Он сам пропадет и тебя погубит. А с нами тебе хорошо будет. Ты не думай, мой Крушимир не всегда такой свирепый. Без Звенилы-то, тряси ее лихоманка, он повеселеет теперь. Он тебя беречь будет. Дай ему удачи – он тебя озолотит!

– Но я не хочу, не хочу быть его удачей! – твердила Смеяна. Ей хотелось то заплакать, то вцепиться Баяну в лицо. – Я – удача Светловоя! Я должна быть с ним!

– А с чего ты взяла, что ты удача Светловоя? – спросил Баян, удивленно подняв блестящие угольные брови, как будто сама эта мысль была очень глупой.

– Я… – начала Смеяна и запнулась.

Она вспомнила их первую встречу на ржаном поле, потом вечер на огнище. Да ни с чего! Сердце подсказало! Что еще нужно? Но как это объяснить Байан-А-Тану? При всей своей веселости, дружелюбии и двух женах в Прямичеве, он, похоже, не очень-то понимает, что такое любовь. А кто этого не понимает, тому не объяснишь.

– Он – мой князь, – кое-как нашлась Смеяна после недолгой растерянности. – Мне судьбой и богами велено ему помогать.

– Вот уж неправда! – мгновенно возразил Баян. – Ты мне еще весной рассказывала, что твоя мать не из Ольховиков родом, а издалека пришла. Какого она была племени? Может, не речевинского вовсе, а совсем другого. Вон в смолятичах все рыжие. Молчишь?

Смеяна и правда не находила ответа. Ольховики не могли рассказать, откуда явилась к ним ее мать, – сами не знали. Она была немая – или просто не хотела отвечать на вопросы, – и по ее выговору ничего нельзя было определить. Одежда ее была поношенной, сшитой не по росту, явно с чужого плеча.

– А отца твоего и вовсе никто в глаза не видал, – продолжал Баян. – Вот и выходит, что не должна ты непременно речевинскому князю помогать! Может, ты нашего племени.

– Но я не хочу быть вашего племени! – Смеяна досадовала и на Баяна, что мешает ей, и на себя, что теряет с ним столько времени. – Я к речевинам хочу!

Неукротимый Баян открыл было рот, как вдруг над лесом пролетел далекий волчий вой. Казалось бы, ничего необычного, но Смеяна похолодела. Протяжный вой рождался где-то в глубинах леса, отражался от низких серых облаков и летел, летел, как птица