придется сверкать голыми ляжками, – и Бояна победно потрясла мягкими серыми штанами, которых они поначалу не заметили.

Итрида украдкой погладила уютную мягкую ткань, так и льнущую к коже. Видно было, что одежда не нова, но на ней не было ни заплат, ни потертостей. На полу возле стены стояли удобные с виду башмаки, но менять на них любимые черные сапоги Итрида отказалась наотрез. В коридоре возле купален не было ни души, и, прихватив с собой старую одежду, девушки вышли на улицу. Там Санэл, Даромир и Храбр стояли в кругу и увлеченно обсуждали нечто настолько забавное, что то и дело кто-то из них взрывался смехом. Храбр и вовсе тер покрасневшие глаза большими пальцами, охая и качая головой. Бродяжники тоже сменили наряды, а по плечам обоих рассыпались мокрые волосы.

– Смотрю, они тут без нас не скучали, – шепнула Бояна Итриде.

Та лишь дернула плечом и пошла к мужчинам. Завидев девушек, Санэл повернулся к ним: улыбка и не подумала исчезать с его плоского загорелого лица.

– Купальни пошли вам на пользу, – рудознатец улыбнулся так довольно, как будто лично намывал бродяжниц.

Бояна за спиной Итриды беззастенчиво закатила глаза, делая вид, будто молится Гильтине с просьбой оградить от нежеланного внимания. Меж тем Санэл продолжил, будто не заметив гримасы Бояны:

– Пара часов спокойного сна и добрая еда придадут вам сил. Пойдемте, я провожу вас туда, где вы сможете отдохнуть. Старейшина уже закончил говорить с Марием. Вы приглашены на праздник сегодня вечером, но, если будете падать от усталости, вряд ли празднество придется вам по душе.

– Кто-то женится? – полюбопытствовала Итрида, следуя за рудознатцем.

Бояна, Храбр и Даромир шли следом за ней и Санэлом, отстав на пару шагов. Итрида слушала ответы Санэла и рассматривала селение: ее всё здесь удивляло даже сильнее, чем в Белоозере.

– Нет, вовсе нет. Мы празднуем день, когда лаумы вернулись в Беловодье. И очень удачно, что Марий пришел к нам именно сегодня. И вы, конечно! – спохватился рудознатец и широко улыбнулся, отчего орел на его лбу будто взмахнул крыльями. – Вы друзья Мария, а значит, и всех рудознатцев.

– Эй, Санэл! Говори, да не заговаривайся! – вмешался Даромир. Он догнал их и наставил палец на рудознатца, хмуря брови. – Скорее всё Беловодье покроется льдом посреди лета, чем мы с огненосцем станем друзьями. Он…

– Охолони, Даромир, – негромко бросила шехху Итрида, и тот захлопнул рот. – Пусть мы с паном дейвасом и не друзья, но он уже не раз приходил нам на подмогу.

Санэл покачал головой:

– Если бы вы были его врагами, вы давно были бы уже мертвы. А если бы Марию была безразлична ваша судьба, он бы исчез, забрав у вас всё, что ему нужно, и не оставив даже тени следа.

– Клянусь пламенным ликом Алте-Анкх, ты говоришь так, словно он всемогущ, – презрительно протянул Даромир.

Санэл остановился прямо посреди улицы, повернулся к Даромиру и положил руку ему на плечо, внимательно заглядывая в глаза:

– Он не всемогущ, нет. Всемогущи только Пряхи – в их руках нити всех жизней, даже богов. А Марий просто всегда платит по долгам. И неважно, какой это долг – монет, крови или чести. – Санэл похлопал закаменевшего шехха по плечу, отодвинулся от него и кивнул бродяжникам: – А вот и ваш дом.

Рудознатец толкнул деревянную дверь: она открылась легко и без скрипа. Кроме двери, деревянными были еще наличники – простые и безыскусные, без тонкой резьбы, но раскрашенные яркими сине-белыми узорами. Сам дом был сложен из рыжеватых камней. Задней стены не было – жилище оказалось пристроено прямо к скале, накрепко с нею сцепившись. Нижние камни, касающиеся земли, были цветом чуть темнее, и по ним растекались зеленые ниточки лишайника. Возле дома не было ни забора, ни сада: на это попросту не оставалось места. Итрида вошла первой, следом за ней Бояна и Даромир. Бродяжники встали по обе стороны от огненосицы и принялись осматриваться. Сама Итрида внимательно слушала Санэла, объясняющего, где что лежит и кого позвать, если им будет надобна помощь. Храбр задержался на улице, осматривая кладку дома: камни прилегали друг к другу так плотно, что и ногтем не подцепить. Санэл, оставив бродяжников располагаться, вышел к воленцу.

– Чего-то не пойму, – обратился к нему Храбр. – Как так хитро сложено, что даже щелей нет?

Рудознатец улыбнулся и сверкнул глазами, словно мальчишка, хвастающийся приятелю редкой ракушкой:

– Как думаешь, за что нас прозвали рудознатцами?

– Болотник баял, вы с камнями ладите. Жилы чуете…

– Не только. Смотри, – Санэл поднял руку и негромко пропел несколько слов низким голосом. Раздался негромкий шорох, земля вздрогнула, и камни дома словно задрожали. Приглядевшись, Храбр охнул: они медленно сдвигались, прижимаясь друг к другу так плотно, что даже малейшие щели – и те пропали. Храбр обошел домишко, присматриваясь к местам соединения стен и скалы. Хотя смотреть было не на что: дом вырастал прямо из рыжевато-серых камней.

– И что, вы все можете… так? – в голосе Храбра проскальзывало восхищение пополам с завистью. Санэл покачал головой и развел руками:

– Увы. Только шаманы могут петь камню. Чтобы возвести один дом, шаман должен день и ночь выпевать образ, который хочет получить, а потом еще седмицу ему придется молчать: голос пропадет. Сотворение – это тяжело. То, что сделал я, – мелочь, детская шалость, всего лишь передвинуть уже созданное…

Из двери выглянула Бояна и гаркнула на рудознатца и бродяжника:

– Вы чего творите? Решили нас камнями присыпать? Я сегодняшнюю ночь хочу под крышей поспать, так что хватит ее ломать! У-у-у, медведи…

Погрозив кулаком, Бояна скрылась в прохладной темноте. Санэл сочувственно поглядел на Храбра:

– Тяжело тебе с нею.

Храбр ответил рудознатцу недоуменным взглядом, но тот не стал ничего объяснять. Поклонился, махнул рукой в сторону, сказав, что скоро им принесут поесть, и ушел. Храбр же, еще раз оглядев выращенный на теле скалы дом, покачал головой и вошел вовнутрь. Друзья уже расположились кто где. Даромир занял место возле окна и начищал любимые ножи, а Итрида вытянулась на широкой лавке. Она положила голову на колени Бояны, и та медленно гладила ее короткие рыжие волосы. Храбр опустился на лавку возле Даромира и прикрыл глаза.

В каменном доме было тихо и прохладно. В лучах солнца, пойманных квадратом окна, невесомо танцевали золотистые пылинки. Говорить не хотелось. Такие минуты покоя и тишины за последние седмицы стали для бродяжников редким и ценным даром, и никто не торопился их прерывать.

Итрида сама не заметила, как под ласкающими руками Бояны провалилась в сон. Она поняла, что задремала, лишь тогда, когда