Шрифт:
Закладка:
— Но нам же надо вернуть его за два дня! Иначе Узы истощат Тину.
— Скорее уж Павла, но да… поэтому мы постараемся избежать шоковых реакций, понял?” Постарайся не действовать наобум. Слушай меня. И всё будет хорошо.
— Хм…
“Чувствую, с тобой проблем не оберусь”, — мяукнула кошка, тряхнув ушами.
Алек молчал, следуя по пятам за Койотом, который уверенно шагал по сельской дороге. Людей вокруг совсем не было. “Идёт к дому”, — догадался Алек, узнавая местность из самого первого воспоминания.
Но вдруг Павел остановился, вглядываясь в темноту впереди. Его Эмон шумно втянул носом воздух, шерсть на загривке встала дыбом, и Алеку вдруг показалась, что пелена на глазах Койота не такая мутная, как была одно воспоминание назад.
— Эй! Кто тут? — уверенно крикнул Павел, хотя не было ни единого намёка на постороннее присутствие. — Не ныкайся, выходи, побазарим!
Несколько мгновений ничего не происходило, а потом возле ближайшего дома шевельнулась тень, и на дорогу вышел смутно знакомый худой мальчишка. И навёл на Павла ружьё.
***
Огонь был похож на вырвавшегося на волю хищника. Он с хрустом пожирал деревянные перегородки, трещал потолочными рейками, но самым большим его деликатесом были книги. Их он рвал в клочья, подбрасывая обугленные страницы к небу.
На краю деревни горела заброшенная библиотека. Вспыхнула в один миг и теперь пылала как гигантских факел. Люди, в чём были, повыскакивали из соседних домов, забегали, запричитали. Замелькали кадушки, вёдра, кастрюли. К вечернему небу столбом поднимался чёрный дым.
— Где носит этих пожарных? Пока доедут, пол деревни сгорит! — вопил старый завуч, раздавая людям вёдра.
— Шланг, тяните шланг! — слышалось с другой стороны.
— Пашка, чего замер? Помогай, бездельник! — крикнул кто-то, сунув мне в руки пустой таз. Я так и остался с ним стоять, глядя на пляшущие языки пламени. Глаза слезились от дыма и жара. Вместе с библиотекой, что-то трещало в груди.
— Слышала, Матвеевна, хулиганы эту заброшку облюбовали, — причитала соседка, подтаскивая мужикам ведро с водой. — К бабке не ходи, кто-то из них и подпалил!
— Хоть бы на дома не перекинулся огонь-то… Вона как пылает…
Пылало ярко, до пятен на сетчатке. В голове у меня крутилась неясная тревожная мысль, которую никак не удавалось ухватить. Что-то напрямую связанное с буйством огня, от которого щипало лицо и глаза.
С грохотом обрушился второй этаж. Школьный завуч, чей дом стоял ближе всего к библиотеке, в ужасе схватился за волосы, а я, отстояв в очереди, всё-таки наполнил таз у колонки, подтащил воду к пламени и плеснул так же, как это делали все — разливая половину мимо. Лица мужиков вокруг были растерянные, чумазые от копоти, спины — мокрые от пота.
Общая опасность объединила даже тех, кто в иные дни был готов сцепиться из-за косого взгляда. Но если деревня сгорит, вряд ли найдётся много желающих отстроиться заново. Скорее всего люди разъедутся, кто в город, кто в другие селения. Мне вдруг со злостью подумалось, что пусть бы сгорело всё дотла. Я был бы только рад перебраться подальше от надоевших рож, от вечных поучений и неодобрительных взглядов. Скучать не стал бы. А через четыре года — совершеннолетие, можно и с отцом навсегда распрощаться.
Я невольно пытался разглядеть в толпе его красную после попойки морду, но отец, наверное, валялся дома в пьяном забытье, таком крепком, что никакие крики не пробивались к заспиртованному мозгу. Зато я заметил Грача. Того самого придурка, которого мне в детстве как-то довелось вытащить из ямы. Запуганный ребенок вырос и превратился в трусливую шавку, готовую и предавать и подхалимить, лишь бы его самого поменьше замечали.
Грач, точно что-то почуяв, оглянулся, споткнулся о меня взглядом. Лицо у него перекосило так, точно он увидел привидение.
Я хотел было подойти к нему, встряхнуть, чтобы не смел пялиться, но что-то меня остановило, какой-то отчаянный блеск в его трусливых обычно глазёнках. Тревога снова кольнула рёбра, и тут же вспомнилась наша случайная встреча сегодня утром…
Взрослые суетились, закидывая в ненасытную огненную пасть ведра песка и воды. В ответ пламенный монстр угрожающе шипел, брызгал искрами… но понемногу, по чуть-чуть отступал, подпуская людей ближе. Огонь побеждали и без меня. Хотелось курить, но достать сигареты при взрослых — значило нарваться на неприятности.
— Целы хоть все? — спросил взволнованный женский голос справа, и я невольно прислушался.
— Кажись. Только книжный архив до тла, — вздохнула тётя Валя, продавщица местного магазина. — Слышишь, книги скрипят… Давно уж их должны были перевезти, а теперь поздно… — она вдруг заметила меня, смерила неприветливым взглядом. Видно ещё не забыла, как я пару лет назад по глупости стащил у неё из-за прилавка лимонад. — Паша, чего уши греешь? Уж не твоих ли это рук дело?
— Моих? — я поперхнулся от такого заявления и тут же огрызнулся в ответ: — А может это ваш муж бычок в траву скинул? — В висках неожиданно заломило.
— Ну ты скажи! Язык-то попридержи, засранец! — прикрикнула продавщица. Лицо женщины двоилось, мне вдруг почудилось будто её глаза перетянуты белой плёнкой, будто лицо — не лицо, а коровья морда.
— Э-э, чего ты? Гарью надышался что ли?
Я отшатнулся от протянутой руки.
— Павел! — вдруг позвал меня незнакомый голос, краем зрения я уловил силуэт рыжего пса в человеческий рост… или это просто пламя выгнулось причудливым образом? Чертовщина какая-то.
Протирая зудящие глаза, я пошёл прочь, стараясь не оглядываться. В горло точно песка насыпали, мигрень ввинчивалась в виски, растекаясь жаром на лоб и затылок. Может и правда надышался, раз такая хрень мерещится…
Свет в окнах отцовского дома был погашен, темноту разгоняло только полыхающее вдали пламя. Вокруг не было видно ни души, но чувство тревоги никуда не делось, наоборот, навалилось с новой силой. Я замер, прислушиваясь, и скорее почуял, чем услышал — за углом кто-то ждал.
— Эй! Кто тут? Не ныкайся, выходи, побазарим! — крикнул я в темноту.
От стены отделилась тень, и лишь спустя мгновение я понял, кто передо мной. Грач, мелкий бесёнок. В руках он держал ружьё.
— То-то чувствую, говницом нёсёт, — усмехнулся я. — Где это старьё стащил? На свалке? Смотри аккуратнее, а то руки так трясутся, что можешь себе что-нибудь и отстрелить ненароком.
На самом деле у Грача тряслись не только руки: ходили ходуном его плечи, голова и ноги, словно через них пропускали электрические разряды. Лицо покрывали болезненно-красные пятна, которые были заметны даже в темноте. Взрослые были заняты пожаром, так
